Происшествием в Оцу
Опечален царь с царицей.
Тяжело читать отцу,
Что сынок избит полицией.
Цесаревич Николай,
Если царствовать придётся,
Никогда не забывай,
Что полиция дерётся.
(с.) В.А. Гиляровский
11 мая 1891 года во время визита Николая Александровича в Японию, в городе Оцу он стал жертвой покушения фанатичного самурая - полицейского.
11 мая наследный принц Николай отправился в город Оцу, около самого большого в Японии озера Биву. На всем пути его коляску усиленно охраняли. Полицейские стояли через каждые 18 метров. Однако охранять кортеж было в японских условиях непросто. Этикет запрещал поворачиваться к августейшим особам спиной, и полицейские не могли следить за толпой. А потому никто сразу не смог помешать, когда один из полицейских неожиданно подскочил к коляске и ударил Николая саблей, которая была в ножнах. Она скользнула по полям котелка и задела лоб. Второй удар тоже пришелся по касательной. Наследник выскочил из коляски и побежал.
Только тогда нападавшего скрутили. Японцы ужасно перепугались. Они опасались, что Россия в отместку за покушение на будущего императора сразу объявит им войну. Раздавались даже призывы переименовать город Оцу, поскольку его название было опозорено. Вокруг гостиницы, куда поместили раненого Николая, все ходили на цыпочках. А в соседних публичных домах в течение пяти дней запретили играть на музыкальных инструментах и принимать клиентов. Впрочем, рана оказалась несерьезной, хотя позднее Николай часто страдал головными болями.
Никаких требований о компенсации Россия не выдвинула. Хотя не исключено, что инцидент потом сказался на отношении царя к японцам. По свидетельству Витте, Николай в годы войны 1905 года часто называл японцев «макаками»… Полицейского, который напал на наследника, звали Цуда Сандзо.
( Цуда Сандзо. В суде показал, что совершил покушение, так как считал Николая шпионом)
Выяснилось, что у него не все в порядке с психикой, что не помешало дать обидчику русского наследника пожизненный приговор. Отсидеть его он не успел и подозрительно быстро умер за решеткой. А вот двум рикшам, которые спасали Николая, повезло: Россия назначила им пожизненную пенсию в размере тысячи иен, равную годовой зарплате члена парламента.
Вопреки тому, что пишут сейчас, выражение «японский городовой» появилось вовсе не из-за истории с полицейским Сандзо. А после рассказа Николая Лейкина (1841—1906) «Случай в Киото», опубликованном в журнале «Осколки» в 1905 году, герой рассказа, японский полицейский, ждёт распоряжения начальства, в то время как в реке тонет маленький ребёнок. По некоторым чертам в японском полицейском угадывается черты русского городового (сабля, которую японские полицейские никогда не носили; свисток; усы, которые почти не растут у японцев и т. п.).
Поначалу рассказ был воспринят цензурой как сатира на японские порядки, которой были полны российские издания того периода (1904-1905 — русско-японская война), уже использовавшие историческую фигуру «японского городового» Цуда Сандзо, совершившего покушение на жизнь будущего императора Николая в Японии.
Но после огромного успеха рассказа у публики, которой эзопов язык не помешал понять, против кого направлена сатира, рассказ был запрещён. Цензор Святковский докладывал: «Статья эта принадлежит к числу тех, в которых описываются уродливые общественные формы, являющиеся вследствие усиленного наблюдения полиции. По резкости преувеличения вреда от такого наблюдения статья не может быть дозволена».
Комитет определил «Статью к напечатанию не дозволять».
В результате словосочетание «японский городовой» стало очень употребительным в названии проявления солдафонства, чиновничего произвола в России в начале ХХ века. Например, Леонид Андреев в 1916 году в письме Антоновой так характеризует одного из цензоров: «Что за пародия на человека, этот унтер Пришибеев наших дней, этот японский городовой»
Опечален царь с царицей.
Тяжело читать отцу,
Что сынок избит полицией.
Цесаревич Николай,
Если царствовать придётся,
Никогда не забывай,
Что полиция дерётся.
(с.) В.А. Гиляровский
11 мая 1891 года во время визита Николая Александровича в Японию, в городе Оцу он стал жертвой покушения фанатичного самурая - полицейского.
11 мая наследный принц Николай отправился в город Оцу, около самого большого в Японии озера Биву. На всем пути его коляску усиленно охраняли. Полицейские стояли через каждые 18 метров. Однако охранять кортеж было в японских условиях непросто. Этикет запрещал поворачиваться к августейшим особам спиной, и полицейские не могли следить за толпой. А потому никто сразу не смог помешать, когда один из полицейских неожиданно подскочил к коляске и ударил Николая саблей, которая была в ножнах. Она скользнула по полям котелка и задела лоб. Второй удар тоже пришелся по касательной. Наследник выскочил из коляски и побежал.
Только тогда нападавшего скрутили. Японцы ужасно перепугались. Они опасались, что Россия в отместку за покушение на будущего императора сразу объявит им войну. Раздавались даже призывы переименовать город Оцу, поскольку его название было опозорено. Вокруг гостиницы, куда поместили раненого Николая, все ходили на цыпочках. А в соседних публичных домах в течение пяти дней запретили играть на музыкальных инструментах и принимать клиентов. Впрочем, рана оказалась несерьезной, хотя позднее Николай часто страдал головными болями.
Никаких требований о компенсации Россия не выдвинула. Хотя не исключено, что инцидент потом сказался на отношении царя к японцам. По свидетельству Витте, Николай в годы войны 1905 года часто называл японцев «макаками»… Полицейского, который напал на наследника, звали Цуда Сандзо.
( Цуда Сандзо. В суде показал, что совершил покушение, так как считал Николая шпионом)
Выяснилось, что у него не все в порядке с психикой, что не помешало дать обидчику русского наследника пожизненный приговор. Отсидеть его он не успел и подозрительно быстро умер за решеткой. А вот двум рикшам, которые спасали Николая, повезло: Россия назначила им пожизненную пенсию в размере тысячи иен, равную годовой зарплате члена парламента.
Вопреки тому, что пишут сейчас, выражение «японский городовой» появилось вовсе не из-за истории с полицейским Сандзо. А после рассказа Николая Лейкина (1841—1906) «Случай в Киото», опубликованном в журнале «Осколки» в 1905 году, герой рассказа, японский полицейский, ждёт распоряжения начальства, в то время как в реке тонет маленький ребёнок. По некоторым чертам в японском полицейском угадывается черты русского городового (сабля, которую японские полицейские никогда не носили; свисток; усы, которые почти не растут у японцев и т. п.).
Поначалу рассказ был воспринят цензурой как сатира на японские порядки, которой были полны российские издания того периода (1904-1905 — русско-японская война), уже использовавшие историческую фигуру «японского городового» Цуда Сандзо, совершившего покушение на жизнь будущего императора Николая в Японии.
Но после огромного успеха рассказа у публики, которой эзопов язык не помешал понять, против кого направлена сатира, рассказ был запрещён. Цензор Святковский докладывал: «Статья эта принадлежит к числу тех, в которых описываются уродливые общественные формы, являющиеся вследствие усиленного наблюдения полиции. По резкости преувеличения вреда от такого наблюдения статья не может быть дозволена».
Комитет определил «Статью к напечатанию не дозволять».
В результате словосочетание «японский городовой» стало очень употребительным в названии проявления солдафонства, чиновничего произвола в России в начале ХХ века. Например, Леонид Андреев в 1916 году в письме Антоновой так характеризует одного из цензоров: «Что за пародия на человека, этот унтер Пришибеев наших дней, этот японский городовой»
