КРИСТОФЕР АРЕНДТ, 24 года, студент, проходил военную службу на базе в Гуантанамо с января по ноябрь 2004 года:
«Я старался работать в ночные смены. Когда они не спали, мне все время хотелось извиниться перед ними. Когда они спали, об этом можно было не беспокоиться. Я мог просто ходить взад-вперед по коридорам.
Один из заключенных обычно просыпался раньше других, часов в пять, и созывал остальных на молитву. Его держали в самой последней камере корпуса. Заключенные пели потрясающе, но слушать их было довольно жутко. 48 человек просыпаются с утра и в один голос поют прекрасную песню, в смысл которой я никогда бы не смог проникнуть, потому что арабский — выше моего разумения. Это было очень мощно.
База «Дельта» расположена на скале, которая нависает над океаном. Я до этого никогда не бывал на океане. В армии меня очень часто поражало несоответствие чудовищности происходящего и в то же время его эстетической привлекательности. Когда я впервые увидел, как двое заключенных готовятся к молитве и одновременно начинается рассвет, это, наверное, было самое неоднозначное зрелище в моей жизни. Каждый день ты обходишь корпуса тюрьмы: два ряда камер, по 24 в каждом, это 48 человек, но у тебя нет и малейшего представления о том, почему они здесь. Ты приносишь им еду, а если они начинают сходить с ума, прыскаешь в них каким-то ужасным химикатом на нефтяной основе. А потом берешь пятерых и уводишь, чтобы их отъебошили по полной программе.
Я вырос в городе Шарлот, штат Мичиган. Семья жила в вагончике посреди кукурузного поля, прямо на грунтовке. Первый раз я увидел мусульманина только в тюрьме. Я пошел служить, когда мне было семнадцать, 20 ноября 2001 года. Перед тем как отправиться на Кубу, я купил два порножурнала; никогда бы не подумал, что буду настолько угнетен тем, что они меня совершенно не заинтересовали. В конце концов я порезал их на мелкие кусочки и оклеил порнухой свою стену в казарме. Получились такие обои, на полкомнаты. Мама мне прислала пачку наклеек с динозаврами, так что совсем уж крутую порнуху я залепил всякими диплодоками и игуанодонтами. Сидел и пялился на всю эту красоту. Подолгу, очень подолгу.
Я и пробыл-то в тюремных корпусах всего два месяца, но это меня здорово подкосило. Я не понимал, как со всем этим быть. В какой-то момент взял кабель, привязал к вентилятору на потолке у себя в казарме и решил вешаться. В итоге вырвал вентилятор из потолка. Это было за несколько месяцев до дембеля.
Единственное, по чему я скучаю, это стаканчики. Заключенным разрешались только пенопластовые стаканчики, и они их разрисовывали. Я точно знаю, что им запрещено изображать человека и вроде бы вообще любое животное. Так что они рисовали цветы. Целиком разукрашивали эти штуки цветами. Потом их забирали. Страшная глупость: мы забираем стаканчик — как будто на нем может быть зашифровано какое-то секретное послание, они его кинут в море, и кто-то его найдет, — и пересылаем его в военную разведку. А те посмотрят, значит, на эти крошечные штуковины, да и выкинут. Вот эти стаканчики я страшно любил».
МУРАТ КУРНАЗ, 26 лет, публицист, общественный деятель, был арестован в декабре 2001 года в Пакистане и без предъявления обвинений помещен на военную базу в Гуантанамо, вышел на свободу почти через пять лет, так и не узнав, что ему инкриминировалось:
«Били они всех. Там был один человек, совсем старик, он уже ничего не видел и не слышал. Надзиратели приказывали ему делать то-то и то-то, а он просто не слышал приказ. Они заходили к нему в клетку и били. Минуты две, не больше. Со мной такое тоже случалось, много раз.
Им не нужно было никакой причины. Для начала они использовали «перцовку» (перцовый газ). Это очень жжется. Трудно дышать, глаза не открываются. Все лицо как будто горит, кашляешь без остановки. А потом они били меня локтями. Когда заканчивали, придумывали причину и записывали ее в журнал. Нам разрешали молиться каждый день, но всякий раз они включали музыку, чтобы заглушить пение. Иногда рок, иногда гимн Соединенных Штатов, а иногда они просто пинали двери со всей дури.
Но самым ужасным были эти крошечные клетки, в которых нас держали. Очень часто в камере вообще ничего не было — все отбирали. Я сидел там в шортах. Все, что было в камере, — мои шорты и я сам».
: https://muz4in.net
