- Куме. Ти чув, як ті кляті москалі наш борщ називають?
- Як?
- Щіііііі...
- Повбивав би!
Жарт.
Шутка.
Тссс... Не надо смеха, и не надо возмущений - иначе вы вспугнете полет моей поэзии высокой – а я тут борщ как раз варю.
Борщ...
Рецепта этого блюда не существует - он невозможен, рецепт борща.
Борщ понедельничный может настолько отличаться от пятничного борща, как отличаются щи от шурпы.
Свекольник от ушицы.
Отбивная от котлеты по-киевски.
Борщ, сваренный влюблённой девицей на выданье, будет настолько другим по сравнению с борщом, приготовленным её же бабушкой, что вы поймете:
- Рецепт борща невозможен!
И борщ, приготовленный с воскресенья на понедельник - то-есть, практически будничный борщ, пахнет и ЗВУЧИТ совершенно не так, как борщ рождественский.
А борщ рождественский совсем уж отличается от борща, сваренного на Храм.
(естественно - Храм в каждом селе свой)
Борщ может быть с мясом и без, с фасолью, с килькой в томате, грибами и пампушками...
... о, зачем я вспомнила о борще с пампушками? Это уже не поэзия. Это что-то вообще эпическое. Одиссея, что ли?
... между прочим, те, кто входил в дома после дальних своих странствий, и вбирал, вдыхал, и ноздри раздувал навстречу запаху борща и пампушек с чесноком…
... тот, несомненно, говорил или думал, пусть даже подсознательно:
- Глупый Одиссей, дома вам не сидится...
Садится Улисс наш, и ест. Нет, он не ест, он жрёт, он лопает, ложкою машет - он чавкает пампушками, и молча миску под добавку подставляет.
И никуда ему уже не нужно плыть - что там Елена и Троянская война, когда такой тут борщ!
... и улыбается удовлетворенная Пенелопа, спиной к печке остывающей прислонившись.
А что завтра?
Завтра будет такой же борщ для Одиссея?
А вдруг он Одиссею надоест?
Нет. Борщ надоесть не может. Хотя бы потому, что завтра у Пенелопы получится совсем другое блюдо с тем же названием - БОРЩ.
Причины постоянного разновкусия этого блюда неясны. Не исследованы до сих пор - еще и по той причине, что исследователи обычно вяло откидываются назад, слегка отрыгивают, немного думают, а потом молча протягивают миску за добавкой.
Потом же - секс и спать. Секс после пары тарелочек борща особо хорош.
Спать в послевкусии борща тоже славно.
В целом, Борщ - украинское божество, под началом и ответственностью которого:
- сон (какие сны после борща!)
- секс (какая изобретательность и неутомимость! какие афродизиаки использует в борще умелая хозяйка!)
- сила (конечно - вы видели эти тарелки жидкого, в общем, блюда, которое насыпают с горой - как силе не быть?)
- разум (и не спорьте - кто пробовал переспорить украинца? особенно если украинец перед спором примет пару мисочек борща) и так далее...
Потому исследователи и не могут исследовать до конца прелесть разновкусия борща - оно бесконечно.
Я сварила за всю свою жизнь не одну тысячу борщей, но все они были разными.
Я утверждаю, что две хозяйки, поставленные перед одной и той же плитой, на одной кухне, в одно время, снабженные одинаковым набором продуктов - не сварят одинаковых борщей.
Украинцы это знают. Гости Украины знают тоже. Но гостям хуже - они имеют это счастье изредка.
Борщ...
... Но есть особый борщ. Борщ поминальный.
Когда оказываюсь я приглашенной на поминальный обед – пугаюсь сразу. Я знаю, что там будет поминальный борщ, который положено съесть до последней ложки. Потом мне станет плохо, я не смогу выбраться из-за стола самостоятельно, и сосед мой добрый, с трудом поджав брюхо, отодвинет меня от стола, чтобы я могла выползти, и, брюхо волоча, перейти к компоту.
... В нашей семье поминальные борщи всегда варила бабуся Маруся. Я этого не помню.
Варила она так: складывала все необходимые продукты в чугунок, ставила чугунок в печь и борщ ТОМИЛСЯ в чугунке. Бабуся говорила:
- Нехай умліває...
Вы поняли? Умливать - это томится. И это, казалось бы, несложно - сложить продукты в чугунок и поставить тот в печь.
Ага.
А вы попробуйте - и я удивлюсь, если у вас выйдет хоть на понюшку что-то, напоминающее борщ бабуси Маруси. Значит, надо знать - как сложить?
Или - как поставить?
Сколько томить?
По-украински – умлівать…
Когда бабуся умерла - поминальные борщи в клане начала варить ее дочь, бабушка Оля.
Потом - тетка моя, Руслана.
А после смерти тёти Руси - дочь ее Ольга.
Никогда на кухню не допускались при этом посторонние. Вообще лишних людей там не должно было быть. Ешьте продукт!
Как он готовится - не ваше дело.
И мы ели, отползали от столов, и горечь утраты как-то утихала. Как-то обволакивалась она послевкусием борщевым, в туман уходила. Недалеко и ненадолго, но первый шок от смерти снимало божество по имени Борщ.
... в одном таком приготовлении я приняла участие.
Я расскажу.
Готовьтесь - это страшно.
Рекомендую перекусить. А лучше - тупо пожрать. Борща.
Тётка моя Станислава умерла внезапно. Сердечный приступ - и нет её.
Тётя Стася была добрейшей тёткой, сестрой, двоюродной бабушкой…
Добрейшей. Я повторяю и еще раз повторю.
Это были сто килограммов доброты в высочайшем ее проявлении.
Малина, клубника, яблоки, пирожки с какой угодно начинкой, игрушки новые и модная одежда, всегда улыбка и:
- Хто тебе так? Анну, скажи мені, я на ньому живого місця не лишу! Ану мені не плачь, ось на тобі куколку...
- вот что такое тётя Стася!
... своих детей у тёти Стаси не было - может, в этом дело.
Но всегда были деньги для больного родственника. И - абсолютная любовь к тебе (так тебе казалось, каждому тебе) - единственному, любимому ее племяннику (-це)
Она умерла и родственники, съехавшись к похоронам, растерялись. Всё старое поколение село во дворе под яблоней, и плакало, плакало...
Племянники тоже ревели, но бегали, могилу копали, машину доставали, гроб привозили...
Племянницы...
А я одна оказалась из племянниц. Остальные племянницы еще не доехали до двора тёти Стаси, и до старой яблони во дворе.
Мне мама кивнула, и я начала работать. Я знала чётко - во время похорон всех нужно накормить.
Тогда достала я 60-литровую кастрюлю, используемую в клане в таких случаях и хранящуюся у тёти Стаси, налила в кастрюлю воды, поставила её на огонь и начала тупо чистить картошку.
Я с ужасом прислушивалась к гулу голосов под яблоней - клан прибывал, и был голоден.
Со страхом я поглядывала на мясо, лежащее на соседнем столе. Свинина, говядина, телятина, гусь и две утки красно-розово-бежевой горкой лежали передо мной и отличались от курятины тем, что её, курятину, нужно было еще догнать, убить и ощипать.
Догнать, убить и ощипать - меня не касалось. Имелись мастера для этого, мне же велено было пальчиком указать на претендентов, так сказать - будущих участников потенциального борща.
Но я вдруг оказалась ослом между стогов сена. Ослу Буридана тоже было нелегко - но мне труднее.
Мне нужно было выбрать одно мясо из многих видов мяса. Попробуй выбрать мясо, если я знаю, что у мамы диабет, у Николая Петровича ожирение, у тети Аси гипертония, у тети Виты панкреатит.
Я понимала, что своим выбором кого-нибудь обязательно погублю.
Я приняла Соломоново решение и указала пальчиком на двух куриц.
Когда мастера догнали, умертвили и закончили ощипывать претенденток - в жаркую кухню вошла моя сестра Оля.
Моя сестра Оля имела напрочь больное, но абсолютно поэтическое сердце.
Оно покрыто было прочной плеврой доброты, но Оля говорила:
- Доброта - это слабость. Нас за нашу доброту всегда по нашей же голове!
и скрывала плевру доброты под толстым жировым слоем насмешливости.
Оля посмеивалась над всеми, не признавая авторитетов. Острая фраза вылетала из резко очерченного узкого Олиного рта мгновенно, тут же записывалась в антологию афоризмов клана, а очередная жертва насмешливости олиной не успевала даже обидеться - поскольку её обида тут же затыкалась восхищением от Олиного молниеносного и точного остроумия, пирожком из Олиных рук, или каким-то абсолютно необходимым для жертвы (на тот момент) подарком. Откуда Оля знала о необходимости?
А Бог ее знает, Олю.
Бог знал. Он лежал на пышной Олиной груди, подвешенный к серебряной цепочке.
Так она мне ответила однажды, когда я была совсем маленькой, а Оля уже давно была девушкой на выданье.
- Кто это на цепочке, Оля?
- Это Бог. Всего лишь Бог. - ответила она мне.
- И обретается он на Олиной, вне сомнения прекрасной! - груди. - улыбнулся мой папа, добрый Олин друг, собеседник и поверенный в сердечных делах.
Оля настолько преуспела в отращивании жировой прослойки вокруг своего сердца - с целью скрыть доброту, конечно - что вес ее, и без того немаленький, к моменту, о котором рассказываю я - возрос эдак до полутора центнера.
- Оленька у нас трехспальная. - посмеивался мой папа, единственный, с кем могла соревноваться Оля в остроумии.
- Почему трехспальная? - удивлялась я.
- А ей двуспальной кровати мало. Всего лишь. - улыбался папа, делая вид, что не видит Олю, стоящую рядом.
- Да лишь бы не трехмужней! А остальное - все в дом! - отвечала Оля, делая вид, что не замечает хохота моего папы.
я не понимала, при чем здесь кровати, мужья - и жалко улыбалась. Родня строго кривила губы, пытаясь скрыть усмешки.
Папа умел угадывать чётко. Оля потом трижды побывала замужем. И умудрилась сохранить добрые отношения даже с бывшими женами своих мужей.
- А это что за мальчик? - недоумённо спросила как-то я, видя глухонемого малыша, который пытался что-то сказать мне немой артикуляцией, движениями пальцев и рук.
- А это внук второго мужа бывшей жены моего третьего мужа.
- Ааааааа... - только и смогла произнести я.
- Они уехали по делам, и мы с ним на хозяйстве. - пояснила мне Оля, параллельно переводя сказанное для мальчика с помощью немой артикуляции, движений пальцев и рук.
Малыш часто оставался с Олей. Он артикулировал - БА_БУШ_КА - обращаясь к Оле.
Чтобы полнее и лучше с мальчиком общаться, Оля специально закончила курсы речи для глухонемых.
Чтобы общаться
с внуком
второго мужа
бывшей жены
своего третьего мужа.
- Он говорит, что ты ему нравишься. - переводила мне Оля.
- Ой, правда? - улыбалась я.
- Конечно. Ты красивая и яркая - такие нравятся детям.
Я подозрительно посматривала на Олино лицо - снова насмехается?
Лицо было непроницаемым. Впрочем, Оля умела также не быть язвительной.
... такая Оля моя вплывала в жаркую кухню, где буридановым ослом стояла я, автоматически снимая из картошки кожуру и тупо глядя на мясо.
- Оля! - взрыднула я и бросилась к ней на грудь.
Мой нос уткнулся в распятье.
- Ну? Чого ревеш? Тітка вмерла - всі там будемо... - и тоже всхлипнула.
- Да, так ще ж борщ...
- А шо борщ? Борща наваримо.
- Так люди ж голоднііііі.... Ми не встигаааааємо!
- Тю. Вони на похорон прийшли, чи їсти? Зараз ми їх картошкою нагодуємо. О, молодець, пів-відра начистила. Краще б відро, ну та нічого, справимось. Сідай, перекуримо.
Курила я очень давно, мне некогда было курить, и уши необкуренные уже плавно опускались мне на плечи.
Я жадно схватила сигарету. Мы закурили. Оля молчала. С ее молчанием - мне показалось - и с дымом от ее сигареты (Оля всегда курила Приму без фильтра, но строго через мундштук!) - в жаркую кухню вплывало спокойствие. И даже, кажется, прохлада вплыла.
Точно вплыла прохлада. Оля специально оставила дверь открытой - а я и не подумала об этом раньше.
- Таааак... - Оля встала.
Встала Оля так, как она всегда вставала - как будто плавная широкая река вдруг потекла вверх, в гору...
Оля подплыла к столу, заваленному мясом и критически осмотрела красно-розово-бежевую гору.
- І чого ти ще не вариш м"ясо? - строго свела она брови.
Я струхнула и начала что-то лепетать о панкреатитах, диабетах и холециститах с гипертониями.
- Так! Дома будуть лічиться! І ще не було такого, шоб комусь стало погано від поминального борщу!
- Даааа? - удивилась я, вспомнив свое состояние после борща, сваренного Олей на похоронах нашей бабушки.
- Я оце... кури ж... бульйон...
- Ага. - кивала Оля. - І шо тут в нас за кури? О, жовтенькі. Не жаліла тьотя Стася зерна. - кивнула плавно и удовлетворенно.
У меня отлегло от сердца - хотя я к тети Стасиным курам не имела почти никакого отношения.
- І ти рішила дві курки на весь борщ, да?
- Ага. - робко кивнула я. - Дві буде харашо. Бо ж 60 літрів. Однієї ж мало.
Оля хохотнула, покрутила головой и почему-то сказала:
- Боже, яка ти худесенька...
И мы начали готовить борщ!
Я с ужасом смотрела, боясь пискнуть слово возражения, как отправились в огромную кастрюлю:
- полтора килограмма свиной вырезки
- три килограмма говядины
- полкило телятины
- І дай-но мені штук сорок картопелин. Вони розваряться, і борщ буде трохи густішим.
Я подавала.
- Ага. І оту мисочку цибульки. Нехай тоже розвариться.
- Так то ж на зажарку!
- А на зажарку ти ще почистиш, правда? Тіко трохи більше.
Я обреченно кивнула. Миска, подобная диаметром той, в которой мы дома мыли ноги - опрокинулась над кастрюлей и лук, омытый моими слезами при чистке и нарезке - отправился к святой цели - делать борщ более густым.
Пока я продолжала исполнять черновую работу - чистить и скрести овощи - Оля подумала, хмыкнула, и вбросила в кастрюлю утку. Для уток покойная моя тетя тоже не жалела зерна, и утка эта по жирности и весу равна была трем курицам.
Я поёжилась. Но это было только начало.
Тем временем - я даже не поняла и не увидела, как и когда она это сделала - на столе появилась кастрюля, размером поменьше борщевой. В кастрюле исходил паром отваренный картофель.
Оля взяла несколько банок тушонки, вскрыла их, и вывалила содержимое в картошку.
- О, точно! - обрадовалась я и схватила кастрюлю, чтобы нести во двор и кормить проголодавшийся клан.
- Кууууууди понесла? Ще рано! - шикнула на меня Оля.
Достала из бульона утку, разорвала ее на куски, швырнула на сковороду, туда же, на сковороду, вывалила пол-банки смальца и начала спокойно но быстро крошить лук. В сковороду. Туда же.
... мне становилось плохо.
Картошку, плавающую в золотом масле, сдобренную тушонкой и шматами утиного мяса, поджаренного до оранжевой хрустящей корочки, клан смёл мгновенно.
Икнул - и снова начал плакать.
Мы продолжали работать.
В кастрюлю, где обретались уже пять килограммов различного мяса - ушла еще одна утка.
- Для навару. - ответила Оля моему удивленному взгляду.
- Ааааа... А кури? - спросила я, и в ужасе от ожидаемого ответа втянула голову в плечи.
- Так кури ж у останню чергу кидаються, ти шо?
Я вздохнула. В левом подреберье заранее начало покалывать
- Надо было захватить панкреатин. - вслух подумала я.
- А в мене є. Ось на тобі. Випий зразу дві. - сказала Оля, протягивая мне таблетки, снова окинула меня взглядом и повторила: - Боже, яка ж ти худенька!
... В будущий борщ ушло ведро картофеля и две курицы.
- Петушка б... Шо то за борщ без петушка? - скривилась Оля.
- Та вже обійдемось. Жирне їсти вредно. - сказала наша тётя Ася (150 кг), обретаясь в дверном проеме кухни - тётя Ася имела плохое зрение, но всегда неуклонно шла на запах.
- Та да, вредно... - вздохнула Оля.
Я молчала.
Я металась по кухне, нарезая овощи.
Оля курила, сидя у открытой двери в клубах пара, вырывающегося из кухни на улицу посредством сквозняка...
В вызывающем голодные желудочные спазмы, запахе, а также струйке дыма от Примы без фильтра, Оля напоминала мне индейского шамана.
Шаманшу.
Шаманша шаманила. Я успокаивалась. Мне давно уже было пофиг - панкреатит, диабет...
Оля говорила, я слушала. Она вспоминала о тёте Стасе, покойной, лежащей через стенку от кухни.
- Капусту не ріж! Я сама, ти не зумієш. - иногда говорила Оля, брала нож и шинковала капусту для борща тонко-тонко, прозрачно и невесомо. - Помішуй, помішуй борщ, це не помішає...
... - Та й не поможе, але ж дитина при ділі. - усмехалась себе под нос она.
Между нами была разница в пятнадцать лет.
- А тепер - основне! - река потекла вгору, поднялась плавно Оля. - Тепер - зажарка! Подай мені оту гусятницю.
И я поставила на огонь гусятницу.
В гусятницу ушли, вброшенные плавной меткой Олиной пухлой рукой:
- килограмм маргарина
- стеклянная литровая банка свиного смальца
- полкилограмма сливочного масла
- литр масла подсолнечного
- и искрошенный шматок сала
... субстанция трещала в гусятнице и обретала золотистый цвет.
Дойдя до цвета червонного золота, субстанція приняла в себя морковь, лук, свеклу, корень петрушки, и еще несколько видов корешков.
после был влит томат - домашний, густой, с мякотью...
Тем временем мне велено было приготовить сладкий перец, количеством - миска для мытья ног
и пару десятков яиц.
Нужно ли говорить, что все это впоследствии тоже было искрошено и вброшено в огромную кастрюлю?
- Непонятний борщик. - сказала Оля, пробуя. - Чогось не хватає. Казала ж - треба петушка! Шо то за борщ без петушка?
Оля проплыла к холодильнику, внимательно осмотрела содержимое, извлекла полкилограмма сала и оказалась удовлетворенной:
- О! Оце те, шо треба!
Я не успела вякнуть, как сало отправилось в красное, сумасшедше пахнущее, бурлящее содержимое кастрюли.
- Півчасика повариться - і хвате.
И велела мне приготовить миску зелени. И достать из холодильника ведерко сметаны.
Чтобы все, кто вернется после похорон в дом тёти Стаси - получили миску борща (помимо прочих блюд), вложили в него сметану, сыпнули зелени - и попытались отдаться божеству Борщу, которое на время притупит боль от смерти близкого.
... - От же ж борщі у вас укусні! А густі, аж ложка стоїть! - сказала соседка, отваливаясь от поминального стола, за который садились все пришедшие по очереди, в три этапа.
Оля сидела за столом.
Я и младшие сестры, приехавшие наконец, бегали вокруг столов, обслуживая гостей.
- Так шо то за борщ, в якому черпак не стоїть? І у тьоті Стасі, царство небесне, які були вкусні борщі. - сказала скромно Оля.
- І сипала вона борща в тарілку завжди з горою... - сказал дядя.
И заплакал.
Я хотела написать о высокой поэзии борща.
Об украинских Пенелопах, насмешливо посматривающих на своих Одиссеев.
А написала о сестре.
Сегодня годовщина ее смерти. Надо же - я вдруг вспомнила...
(с) diana_ledi в рамках проекта "Переселение душ"
