В свете кризиса, нервы у всех ни к черту.
Еду в метро. Время обеденное, поэтому в вагоне все суровы и поджаты. Блестят глазами. Играют желваками на сомкнутых челюстях. Входит молодой парень, похожий на суслика с бородой. Садится в уголок, бзыкает "молнией" на сумке и начинает рыться в ее кишках. Где-то в аппендиксе нащупывает пакет и, воровато оглядываясь, припадает к нему рыльцем. Вагон синхронно ведет носами. Судя по густому запаху падали и жареного лука, суслик поглощает вокзальный чебурек.
Две бабки и три мужика, с сидения напротив, делают охотничью стойку. Кто-то ворчит, у кого-то бурчит в животе. Повисает грозное молчание. Малый доедает, вытирает рот рукой и откидывается. Тишина хрупкая, как весенний лед. Он озирается по сторонам и напоминает гиену, которая пришла подхарчиться тушей зебры, но в самый интересный момент понимает, что вокруг на нее бычит морды и нехорошо скалится львиный прайд.
Ну, у гиены, по-моему, хватило бы мозгов по-тихому свалить: не провоцировать и не накалять. Но парень оказался тугой, как резинка на новых плавках. Он снова лезет в аппендикс и достает второй чебурек. Не успевает разинуть на него рот, как одну бабку прорывает:
- Не нажрёсся никак, сволочь? Потерпеть не можешь? Чего развонял тут?
- Я тебе его ща в задницу затолкаю, гад. - поддерживает один из мужиков. - Выметайся и точи на улице парашу свою.
"Дома надо есть", "Совсем стыд потеряли", "Бессовестный", "Ну и, воспитание" - доносится из саванны вагона.
Парень вжимается в сидение и пытается спрятать голову в нору воротника.
Чувствую, начинает пахнуть насилием над личностью и, возможно, телесными повреждениями разной степени тяжести.
- Чего разорались-то? - говорю бабке. - Соль есть, мать?
- Ч-чаво?... На кой?
- Да, яйца вкрутую взял, а соль забыл. Чеснока маринованного никто не желает?
- Ну, ты...Я...Не...
- Не будешь?
- Отстань.
- Никто не будет?
Голодных не оказалось. Одни только нервные.
