Женька

В большущих синих глазах Женьки стоят слезы. За руку его держит мама — женщина с приятным лицом и внимательными серыми глазами.
Солнечный весенний день, радостное чириканье воробьев никак не соот­ветствуют опечаленному детскому лицу и тревожным глазам матери.

- Что-то случилось?.. — мой голос звучит полувопросительно.
- Да, вот, — Женькина мама растерянно улыбается. Не знаю, как и сказать.

Воцарилась тишина.

- Вот, к психологу пришли...
- Вот и, хорошо, что пришли к психологу, — успокаивающе проговорил я.
- Когда не работает телевизор, мы обращаемся к телемастеру. Поломка в часах — к часовщику. А если неприятности в отношениях, тогда уж к психологу. Ведь, так?
- Так, — согласилась Ирина Степановна (так звали маму мальчика).

Вот, уже несколько лет я веду прием родителей с детьми, и почти, каждый раз у мам и пап, которые впервые переступают порог психологической консультации, возникает одна и та же реакция тревоги, а то и, просто, пред­взятости: “Да, что мой ребенок ненормальный, что ли, чтоб его вести к психологу?”; “А не возьмут ли дитя на спецучет?”

Поэтому, почти каждая такая встреча начинается со своеобразного просве­тительного монолога. Дескать, психолог — не психиатр, он специалист в межличностных отношениях и проблемах человека: его эмоциональных состояниях, конфликтах, особенностях поведенческих реакций. Психолог оказывает помощь клиентам в осознании скрытых причин собственных конфликтов, мотивов поведения, настроений. Это профессионал, подготовленный к поиску и стимулированию внутри- и межличностных ресурсов человека на разных этапах жизни и в различных житейских ситуациях.



Но возвратимся к Женьке и его маме.

- Так, что же произошло?

Ирина Степановна на мгновение, как бы запнулась.

- Мой сын... вор.

Я взглянул на мальчишку. Женька сидел ссутулившись, словно придавлен­ный невидимой тяжестью. А когда прозвучало это страшное слово, он вздрогнул.

- Погодите, погодите! — остановил я женщину. — Давайте, с самого на­чала.
- Вы понимаете, — Ирина Степановна заговорила нервно, но не сбивчиво. Было видно, что она давно уже решила, что и как расскажет психологу.
- Прихожу я вечером с работы, а тут звонок. Поднимаю я трубку и слышу голос учительницы Женькиной: “Ваш сын украл деньги!”. Я спра­шиваю: “Как украл? Какие деньги?”. А она: “Забрал деньги у детей, те, которые родители дали им на обед”.

Из ее рассказа я понял, что на прошлой неделе, когда все ученики Женькиного класса отправились на урок физкультуры, а Женька в тот день чувствовал себя неважно и остался один в классе, оказалось, что у нескольких детей из портфелей исчезли деньги. Первой заметила пропажу Оля, девочка, сидящая с Женькой за одной партой.

- Оксана Петровна! — громко сказала она. — А у меня деньги пропали.
- И у меня, и у меня! — раздались голоса детей.

Оксана Петровна обратилась к Женьке, который на протяжении урока находился в классе.

- Женя, ты никого из посторонних здесь не видел? Женя помотал головой: мол, нет, не видел.
- А ты не брал деньги? — спросила Оксана Петровна.
- Нет, — ответил Женька и густо покраснел.
- Честное слово? — переспросила учительница.
- Не брал, — повторил Женька и покраснел еще больше.

Учительница осмотрела Женькин портфель, проверила карманы. Денег не было. На том и разошлись.

В тот же день, Оксана Петровна позвонила Женькиным родителям. Взволно­ванная Ирина Степановна ничего не сказала мужу и решила сама доискать­ся до истины.

Однако, беседы с Женькой заканчивались ничем. Он стоял на своем: не брал, и все тут. К чему только ни прибегала Ирина Степановна. Она упра­шивала сказать правду, уверяла сына, что так будет лучше, угрожала... На­конец, сказала: “Если ты сам не желаешь сознаться, я отдам тебя в мили­цию. Мне такой сын не нужен!”

Услышав эти слова, Женька вначале разрыдался, а потом еле выговорил сквозь слезы: “Ладно, мама, отдавай меня в милицию. Я не боюсь, потому что денег не брал”.

Тут, Ирина Степановна спохватилась. “А если и вправду ребенок не брал эти деньги? — подумала она. — И что я мучаю собственного ребенка, доп­рос устраиваю?”.

Ирина Степановна решила посоветоваться с учительницей. На следующий день, когда после уроков она зашла в класс, Оксана Петровна молча достала из ящика стола небольшой пакетик, свернутый из листочка ученической тетрадки. В нем было 19 рублей.

- Деньги взял Женька, — грустно констатировала учительница.
- Сегод­ня, проверяя домашнее задание, я заметила, что в Женькиной тетради по математике не хватает двух страничек. Они вырваны как раз с серединки. А пакетик этот уборщица вчера нашла в школьном туалете. Она принесла его в учительскую. Утром я увидела на столе этот пакетик и сразу же тет­радку проверила. Что будем делать?

Ирина Степановна почувствовала, как где-то под сердцем холодной гадю­кой зашевелился страх. Ладони покрылись липким потом, ноги ослабели — она вынуждена была сесть за детскую парту. Под веками сделалось горячо, по щекам потекли слезы.

“Боже милостивый, — молнией пронеслось в голове, — что же это? За что?”

- Ирина Степановна, успокойтесь. Прошу вас! — учительница сочув­ственно прикоснулась к ее руке. — Давайте обдумаем наши дальнейшие действия.

Тут только, Ирина Степановна заметила, что Оксана Петровна совсем еще молоденькая, вероятно, ей не больше 24—25 лет. Скромная прическа и учительское поведение делали ее старше. К Ирине Степановне сквозь стыд, страх, отчаяние, сквозь пелену слез доносились, словно издали, слова учительницы: “Успокойтесь, пожалуйста! Очень обидно, что так случилось. Но это еще не беда. Еще можно найти выход из ситуации. Ведь, воспитание ребенка — дело очень непростое. Тут полно подводных рифов”.

- Да, стыд-то какой! — ужаснулась Ирина Степановна. — Узнают дети, по домам разнесут...

- Ирина Степановна! — учительница твердо и спокойно глядела в заплаканные глаза женщины, — еще раз говорю вам: возьмите себя в руки. Никто ни о чем не узнает. Это же ребенок! Семь лет. Как вы могли подумать, что мы, учителя, будем делать из этого какую-то уголовную историю? Не об этом надо думать! Давайте, вместе подумаем, как нам быть.

- Что вы советуете? — Ирина Степановна с надеждой взглянула на молоденькую учительницу.

- Я знаю вашего Женю уже почти два года. Ни разу ничего подобного не было. Способный мальчик, аккуратный, правда, на мой взгляд, несколько слишком уж серьезный как для семи лет. Настойчивый. Как захочет чего, так уж добьется, будьте спокойны. Для меня, скажу откровенно, — Оксана Петровна на минуту задумалась, — для меня этот поступок Жени полней­шая неожиданность. Я полагаю, было бы полезным обратиться за консуль­тацией к нашему школьному психологу. Думается, это и в ваших, и в моих, а главное, и в Женькиных интересах. Ведь, у меня в классе их 30, а психолог часто работает с одним-единственным ребенком. Разбираться в душев­ных состояниях — его хлеб. Я убеждена, что вам будет полезно поработать с психологом. А за Женьку и за свою репутацию не волнуйтесь. Деньги я возвращу детям. И никто не будет поднимать шума. Ведь, главное — сберечь душу ребенка, а не травмировать ее, вы согласны?

Ирина Степановна молча кивнула. В тот же день, узнав расписание работы психолога, она, возвращаясь домой, едва ли не впервые за последние несколько лет задумалась о своей жизни. Так ли она живет, как следовало бы? На то ли, на что надо, тратит время?

Дома она вновь ничего не сказала мужу, а тот за газетой да за телевизором и не заметил, что супруга чем-то встревожена. На следующий день она зашла за сыном и направилась в психологическую консультацию.

- Давайте, сделаем вот, что, — сказал я. Сегодня вы, Ирина Степановна, слишком взволнованы, вас поглотило само событие, это понятно, и мы не смогли, как следует поговорить. Событие — это всего лишь внешнее выражение глубинных течений, скрытых пружин поступков. Я бы попросил вас с Женей к нашей следующей встрече выполнить небольшое домашнее задание.

При этих словах, на лице Женьки промелькнуло любопытство, а у его мамы — непонимание.

- Домашнее задание? — переспросила Ирина Степановна.
- Да, именно так, — подтвердил я. — Начнем с тебя, Женя. Ты мне нарисуй на завтра, пожалуйста, вашу семью. У тебя же есть цветные карандаши дома?

Женя кивнул.

- Ну, вот, — продолжал я. — Ты один у родителей?
- Нет, — помотал головой Женя. — Сестричка у меня есть. Она уже большая.
- Учится в техникуме гостиничного хозяйства, — добавила Ирина Степановна.
- Так вот, — продолжал я. — нарисуй мне цветными карандашами всю вашу семью, хорошо?
- А Володю рисовать? — спросил Женька. Я посмотрел на Ирину Степановну. Она смутилась.
Это парень, с которым встречается Оксана.
- Ты нарисуй всех, кого хочешь, но только тех, кто живет в вашей семье, понял? — уточнил я.
- А вы, Ирина Степановна, пожалуйста, найдите время и дайте ответы вот на эти вопросы.

Я подал ей брошюрку личностного диагностического опросника.
- Если заинтересуется ваш супруг, для него я тоже припас брошюрку, — и я рассказал, как надо заполнить листок ответов.
- Завтра приносите ответы, а с Женей мы встретимся отдельно. Я буду ждать вас...

На другой день, как мы и договорились, Женька принес мне свой рисунок. На нем в разных углах листа были нарисованы: огромный черный дядька с широким ремнем и длинными руками (“Это — папка”, — объяснил ребенок), красного цвета девочка (“сестричка”), маленькая женская фигурка с растрепанными волосами и сумкой в руке (“мама”) и маленький домик, в окне которого виднелось чье-то лицо (“это — я”).

- А отчего же ты в домике? — поинтересовался я.
- Когда я вырасту, — сказал Женя, — построю себе домик и буду там жить.
- Ты хочешь жить сам? Отдельно от всех? — уточнил я. Женька кивнул.
- Буду себе там жить. Кого захочу, впущу. А кого не захочу, — он посмотрел на черного дядьку, а потом перевел взгляд в окно, — не впущу.

Тест Ирины Степановны (супруг, конечно, отказался от подобных “глупостей”) показал: повышенная тревожность, эмоциональная напряженность, склонность к поверхностным контактам, чрезмерная уступчивость, слабость собственного “Я”.

Постепенно картина прояснялась. Деструктогенная семья, где каждый — сам по себе. Отец рано утром уходит, приходит поздно вечером, не всегда трезвый. Воспитание детей понимает просто: не голодный, отец есть, мать есть, что еще надо?

Несколько раз дело доходило до развода. Ирина Степановна даже второго ребенка родила, чтобы удержать мужа. Разговоры дома одни: где что давали, что почем, и — деньги, деньги, деньги. Мать в семье ощущает себя беспомощной. Контакта с дочерью нет. Та живет своей жизнью. В голове только мальчики. Теперь, вот, с Женькой...

- А почему ты не сознался тогда, что взял деньги? — спрашиваю Женю.
- Боялся, — коротко отвечает мальчуган.
- И выбросил их, потому что страшно было? — спрашиваю я дальше. Женька кивнул, потом, чуть погодя, добавил:
- Отец узнал бы, убил бы.
- А зачем тебе было брать чужие деньги? — расспрашиваю дальше спокойно и доверительно.
- Чтоб много было, — серьезно отвечает мальчишка.
- У родителей не хотелось просить?

Женька отрицательно машет головой.
Вот, в чем, возможно, коренится причина поступка: отчуждение ребенка от родителей, родителей от ребенка...

- А зачем тебе много денег?
- Я вырасту, заработаю денег и куплю себе квартиру.
- А кем же ты хочешь быть?
- Таксистом. У них всегда деньги есть.

Я смотрю на Женьку, внимательно слушаю его и думаю: “Боже правый, с кого же нам спрашивать, что детская душа в семь лет хочет идти в таксисты, чтобы заработать себе на квартиру! На кой черт создавать такую семью, больную, в которой должен страдать маленький невинный человек?”

Мне грустно, но работа есть работа.

- А кто тебя любит больше всех? — спрашиваю я Женьку.
- Бабушка, — улыбается мальчуган.
- А ты ее любишь?
- Люблю.
- Давай, вот что, напишем ей письмо, хочешь? — говорю я Женьке. Глаза ребенка вспыхивают. Письмо! А ведь, верно, здорово же!
- Но я не умею, — тут же звучит сомнение и неуверенность в голосе ребенка.
- Я помогу, — поддерживаю я Женьку. Маленькая искра любви, не гаснущая в детском сердце, — едва ли не самое ценное сокровище души челове­ческой.
- О чем будем писать? — спрашиваю я ребенка.

Женька задумывается.

- Я пятерку по арифметике получил! — вдруг, радостно восклицает он.

Через полчаса крупным детским почерком выведено:

Дорогая бабуся! Здравствуй!

Я тебя люблю. Я получил пятерку по арифметике. Целую.

Женя.

Мы сговариваемся с Женькой, что завтра, когда придет мама, они вдвоем допишут письмо, положат его в конверт, заклеят, напишут адрес и Женька сам опустит письмо в почтовый ящик. И поезд повезет его далеко-далеко в село, к бабушке.

Каждый раз, когда ко мне приходит Женька, я радуюсь. Я вижу, что и он рад нашей встрече. Мы с ним говорим про все — про все. И у нас есть свои секреты. И мы давно уже не вспоминаем о тех деньгах. Надеюсь, детское сердце, в котором живут любовь и дружба, не позволит проникнуть в себя обману или соблазну.

Для Женьки я — просто старший друг. Для его матери — психолог. Для учительницы — помощник. Жаль только, что для отца Женьки я пока еще никто...