@mam в Почитать

Любовь и целая жизнь

Ругаюсь громко с удовольствием и негодованием. Совершенно нецензурно ругаюсь, придумывая всё новые и новые гнусные обороты. Отхлёбываю водички и успокаиваюсь. Стесняться мне некого, я один в машине, поэтому и отвязался по полной. От души. На пафосной заправке купил красивые треугольные сэндвичи, много, разных. Красивые, аппетитные, вроде бы свежие. Жую пустой хлеб, просто хлеб.

На срезе видно толстый кусок буженины с кусочками оливок, салатным листом, а жую просто хлеб без всяких признаков мяса. Раскрыл это чудо, а мясо только на краю, по срезу, тонкий кусочек мяса по срезу, дальше ничего нет, вообще ничего. Декорация. Григорий Александрович Потёмкин многое привнёс в нашу жизнь. Открываю остальные красивые блистеры – та же самая история. Мяса, рыбы нет! Имитация. Молодцы. Гении. Придётся заезжать в общепит. Сложил всё это надувательство в мусорный пакет и поехал далее, урча пустым пузом синхронно с мотором.

Ехать далеко, более суток, так что придётся где-то подхарчиться, но честной, простой, горячей, желательно вкусной едой. Сглатываю слюну. Еду не спеша - скользко. Часом больше, часом меньше – не принципиально. Впереди посёлочек со странным названием «Весёлая жизнь». Вдоль дороги, среди убогой разрухи, несколько забегаловок, разного калибра и расцветки, призывно мигающих тоже странными названиями. Ну да, это «Весёлая жизнь», соответствует. Выбираю понятное название «Харчевня и койка», останавливаюсь.

Чистенько, пахнет вкусно, девчонка официантка опрятная, улыбается. Будем есть, нет, наверное, жрать, аппетит разгулялся. Действительно - горячо, вкусно, обильно и удивительно недорого. Сижу, откинувшись на стуле с чашечкой неплохого кофе, блаженствую. В животе тепло, усталость прошла, кофе вкусный, народ не мельтешит. Ехать ещё долго, надо отдохнуть. Задумался об упомянутой койке. Почему бы и нет? На мягких лапах подходит девочка официантка: «Скажите пожалуйста, Вы куда едете?». Напрягаюсь.

Это зачем, для чего? Грублю: «Это тебе зачем?» Краснеет. «Тут у нас человек сидит, не может доехать, почти сутки ждёт. Подвезите. Он хороший, спокойный, совсем старый. Подвезите пожалуйста, если по пути». Понятно. Добрая душа. Ещё не перевелись. Киваю, давай. Старый, потрепанный, заросший седой щетиной кавказец. Просяще: «Дорогой, мне в Тлюстенхабль, подвези. Извини, у меня денег совсем нет. Только вот это». Кивает на огромную бадью, укутанную старыми газетами, мешковиной. «Цветы, розы. Не, не торговать. Мне очень надо. Пожалуйста. Подбрось».

Славный посёлок Тлюстенхабль в моём направлении, крюк небольшой, километров двадцать. Ладно, грузись, поехали. Сильно пахнет босыми ногами. Включаю вентиляцию. Кошусь на пассажира. Тихо говорит: - «Не смотри так, я вообще-то прапорщик был, сейчас на пенсии, давно уже. Вот жениться еду». Физиономия у меня видимо сильно вопросительная и он продолжает.

«Мы в школе вместе учились. В десятом классе подружились, влюбились, всегда вместе были. Она, моя Зара- адыгейка, а я- армянин. Меня Ашот зовут. Школу кончили, решили пожениться. Нам хорошо было, очень». Выражение лица блаженное, умиротворенное. «По восемнадцать стукнуло, подали заявление в загс. Тайком, конечно. Мои не одобряли. У Зары сложнее. Мои только ругались, а её могли и убить. Такие нравы. Традиции. Как-то, вечером, отловили нас вдвоём её братья. Зару в машину затолкали, а меня били, долго били. В больницу попал. Девочку мою в доме заперли и объявили о замужестве. Кто стал её мужем не знаю. Меня в армию забрали.



Служил в Бийске. Писал письма друзьям, просил ей передать. Говорят, передавали. Каждый раз получала письмо и плакала. После срочной я в армии остался, сначала механиком-водителем, а потом в техпарке служил, в рембате. Старшим прапорщиком уволился на пенсию. Тридцать пять лет службы. Потом там же работал. Всяко бывало, воевать тоже пришлось, Бог миловал, живой. Но письма писал, каждый месяц писал. Друзья передавали. А потом и некому передавать стало, поумирали мои друзья, кто заболел, кто допился. Жизнь сам знаешь какая.

Несколько месяцев назад узнал: моя Зара овдовела. Написал письмо. Ответила мне моя девочка. Помнит, любит, хочет видеть. Поехать не может – внуки. У меня тоже дети есть и внуки тоже, только никогда я женат не был. Так жили. Сейчас жениться еду. Не смотри, что так одет. Меня в Ростове обчистили, избили и обчистили. Я в форме был. В форме, при полном параде. Жалко. Наград много было. То, что сейчас на мне, люди дали, спасибо им. А цветы я там же в Ростове купил, деньги в трусах зашиты были. Думал, быстро доберусь, но вот застрял. Без денег совсем плохо, не везут. Спасибо тебе. Спасибо. Я без цветов не могу, здесь по розе за каждый год разлуки.

Жил как-то, но мою Зару помнил всегда. Всю жизнь помнил, тосковал. Если сложится, доживём век вместе. Она так и написала: доживём вместе, хочу умереть счастливой. Вот еду. Как будет, не знаю. Не боюсь. Всю жизнь мечтал. Когда страшно было, о ней думал. Снилась часто. Вот сейчас еду. Скоро увижу». Он говорит и говорит. Попутчик, обязательств нет, можно говорить. А я думаю: сколько ж в бадье роз? Сорок, пожалуй, пятьдесят, может и больше. Целая жизнь.

Въезжаем в Тлюстенхабль. Старик мой замолкает, бледнеет. Судорожно вспоминаю, что в аптечке. Прокручиваю в голове план действий на случай беды. Ничего, держится. Указывает на большие синие ворота. «Здесь!» Сигналю. Ещё сигналю. Выходит пожилая женщина, совсем пожилая, но прямая, с поднятой головой. Они смотрят друг на друга молча. Молча обнимаются. Стоят не шевелясь. Ашот и Зара. Ставлю цветы рядом и уезжаю. Они так и стоят не шевелясь.

Целая жизнь.

Ромео и Джульетта.

©Rund183
+34
Комментарии 0 Просмотров 7.8K

Внимание! Комментарии нарушающие правила сайта, будут удалены

Войти через:
Odnoklassniki Yandex