Металлическая дверь подъезда чуть скрипнула, открываясь, и Тоська маленькой белой пулей вылетела во двор. Николай Степанович шагнул за ней, прищурившись от яркого после пещерной подъездной полутьмы света. Мартовский ветер, студёный, порывистый, издевательски бросающий прямо в лицо пригоршни сухого снега, заставил поднять повыше воротник старого пальто.
Засунув руки поглубже в тепло карманов, он неспешно отправился за собакой.
Деятельная Тоська, не обращая внимание на немилости погоды, сновала туда - сюда, быстро, подрагивая всем своим мелким тельцем, словно боясь не обнюхать и не проверить одно из обязательных к обнюхиванию и проверке мест, приметных только ей. Год за годом - та же улица, то же время, тот же маршрут. По приходу домой её будет ждать миска с водой, а Николай Степанович, улыбаясь привычно лишь уголками глаз, опять засядет на столе с чашкой горячего кофе, шуршать допотопной бумажной газетой под шёпот кухонного телевизора, покашливая изредка.
Но в этот раз всё было не так.
Пройдя едва половину квартала, он упал.
Лёгкий, но ощутимый толчок сзади выбил из привычного ритма шагов и заставил ровные ряды тротуарной плитки начать, словно в замедленной съемке, приближаться к лицу. Неуклюже и поздно выставленные вперёд руки смягчили удар. Правый локоть вспыхнул болью, как костёр, политый до того обильно бензином, вспыхивает от брошенной спички.
Следующий толчок опрокинул его набок. Перевалившись неуклюже, Николай Степанович оказался уже на тротуаре в абсолютно нелепой и непривычной для себя позе, простёршись на ледяной, присыпанной снегом слегка, новёхонькой тротуарной плитке.
Диссонанс этой новой плитки, нарядных оградок и кованных парковых скамеек, дневного покоя и тишины с нелепостью происходящего ошарашил его.
Тоська залаяла.
Вернее, завизжала, завыла, зашлась тем самым плаксивым скулежом, которой издают в отчаянии все маленькие собачки, испуганные до ужаса, но защищающие что - то безмерно для них дорогое.
Их было четверо. Подростки, лет по 14 на вид, все как на подбор тощие и невысокие, в надвинутых капюшонах и чёрных баффах, скрывающих лица.
Они просто молча и упорно его били. Ничего не говоря. Отбегая чуть поодаль для разгона, чтобы ударить ногой посильнее. Стараясь попасть в голову или живот, присматриваясь к его реакции - как будет больнее. Били по очереди, с разных сторон, изредка пытаясь растащить прижатые к голове руки.
"Ребята, вы чего? Что вы творите? Прекратите, ребята"
Выходило жалко и неубедительно.
Тоська бросалась на их приближающиеся ноги в яростном отчаянии.
Она щёлкала своими микроскопическими зубками, скача из стороны в сторону, как маленький взбешённый демон. Попасть по ней было сложно, но в конце концов удачный пинок крепкого ботинка отправил безвольно обмякшую псинку в полёт.
Но её сражение не прошло даром.
Уже через минуту из - за крутого поворота аллеи, привлечённый неистовым лаем, вылетел Карат - огромный кобель среднеазиатской овчарки, таща за собой на туго натянутом поводке своего хозяина, отставного подполковника МВД, давнего знакомого Николая Степановича.
С другой стороны пустой прежде аллеи показалась молодая женщина с коляской.
Подростки бросились врассыпную, словно по команде, заученно крича своими тонкими, ломающимися голосами: "АУЕ"
Ловить их никто не пытался, но немой вопрос "зачем?" так и остался висеть в воздухе в лёгкой пелене падающих всё реже снежинок.
***
Прошла неделя.
Ссадины и ушибы подзажили. Разбитый локоть всё ещё имел обыкновение ныть по вечерам, но уже беззлобно. Жизнь снова вошла в свою привычную, налаженную колею.
Участковый, внимательно расспросив Николая Степановича и записав всё своим мелким, экономным почерком в потёртый блокнот, удалился.
Блокнот отправился в чёрную кожаную папку. Вопреки настоянию отставного подполковника МВД, никаких заявлений Николай Степанович писать не стал.
Но лицо одного из подростков, с лица которого бафф слетел ещё в начале того избиения, он запомнил в мельчайших деталях.
***
Именно оно было за открытой в спешке входной дверью, в которую барабанили так отчаянно, что заглушили даже лай прихромавшей к ней Тоськи.
Секундная пауза. Судя по расширившимся глазам мальчишки, Николая Степановича он узнал тоже.
Для них обоих это было несколько не самых приятных мгновений.
"Вввыы... вы же доктор? Правда? Маме плохо. Скорая сказали сразу не приедет. Ей очень плохо... Очень! Помогите пожалуйста! Я не знаю, кого ещё попросить. Соседи сказали бежать к вам... Я не знаю, что делать... Брат плачет."
Он зарыдал. Слёзы бежали по лицу почти ручейками, размазываемые по лицу рукавами яркой кофты, вперемешку с соплями.
Быть врачом скорой помощи на пенсии - совсем не отдых, если тебя знают и ценят в половине многоэтажек микрорайона.
Спустя пару минут Николай Степанович почти бежал следом, стараясь не отстать со своим пухлым, собранным как раз для таких случаев, чемоданчиком.
Лифт не ждали, по лестнице на третий этаж.
"Скорый перед скорой", как про него шутили иногда.
Открытое окно. Чёткие, размеренные команды.
Калейдоскоп непонятных таблеток и пузырьков.
Подержи. Подай мне это. Прекрати рыдать. Вот и молодец. Ей скоро станет лучше.
Звук сирены влетающей во двор машины из ближайшей СМП был сродни финальному аккорду в титрах фильма со счастливым концом.
***
Ещё через неделю в дверь опять позвонили. Опять лаяла Тоська.
Женщина с двумя детьми. Она была спокойна и мила, а сыновья казались изрядно повзрослевшими на вид.
"Если бы не вы, я возможно и не..."
Тьфу, тьфу, тьфу, да как можно думать про такое.
От набивших уже оскомину "возьмите пожалуйста в благодарность" Николай Степанович всегда отказывался вежливо, но крайне уверенно.
Они попили чай на кухне, вместе.
Младший поиграл с Тоськой, которая - вдруг - даже разрешила себя погладить незнакомцу - видано ли!
Что - то обсуждали. Он давал советы, настаивал, что нужно себя поберечь.
Двое ребят за спиной - вы не о себе, так о них подумайте.
Есть ради чего жить.
Старший молчал. Отводил глаза.
Но на прощание жал руку крепко, по-мужски.
Стало ли это для него уроком или нет - одному Богу ведомо.
Извилисты пути жизни людской.
citizen23
Засунув руки поглубже в тепло карманов, он неспешно отправился за собакой.
Деятельная Тоська, не обращая внимание на немилости погоды, сновала туда - сюда, быстро, подрагивая всем своим мелким тельцем, словно боясь не обнюхать и не проверить одно из обязательных к обнюхиванию и проверке мест, приметных только ей. Год за годом - та же улица, то же время, тот же маршрут. По приходу домой её будет ждать миска с водой, а Николай Степанович, улыбаясь привычно лишь уголками глаз, опять засядет на столе с чашкой горячего кофе, шуршать допотопной бумажной газетой под шёпот кухонного телевизора, покашливая изредка.
Но в этот раз всё было не так.
Пройдя едва половину квартала, он упал.
Лёгкий, но ощутимый толчок сзади выбил из привычного ритма шагов и заставил ровные ряды тротуарной плитки начать, словно в замедленной съемке, приближаться к лицу. Неуклюже и поздно выставленные вперёд руки смягчили удар. Правый локоть вспыхнул болью, как костёр, политый до того обильно бензином, вспыхивает от брошенной спички.
Следующий толчок опрокинул его набок. Перевалившись неуклюже, Николай Степанович оказался уже на тротуаре в абсолютно нелепой и непривычной для себя позе, простёршись на ледяной, присыпанной снегом слегка, новёхонькой тротуарной плитке.
Диссонанс этой новой плитки, нарядных оградок и кованных парковых скамеек, дневного покоя и тишины с нелепостью происходящего ошарашил его.
Тоська залаяла.
Вернее, завизжала, завыла, зашлась тем самым плаксивым скулежом, которой издают в отчаянии все маленькие собачки, испуганные до ужаса, но защищающие что - то безмерно для них дорогое.
Их было четверо. Подростки, лет по 14 на вид, все как на подбор тощие и невысокие, в надвинутых капюшонах и чёрных баффах, скрывающих лица.
Они просто молча и упорно его били. Ничего не говоря. Отбегая чуть поодаль для разгона, чтобы ударить ногой посильнее. Стараясь попасть в голову или живот, присматриваясь к его реакции - как будет больнее. Били по очереди, с разных сторон, изредка пытаясь растащить прижатые к голове руки.
"Ребята, вы чего? Что вы творите? Прекратите, ребята"
Выходило жалко и неубедительно.
Тоська бросалась на их приближающиеся ноги в яростном отчаянии.
Она щёлкала своими микроскопическими зубками, скача из стороны в сторону, как маленький взбешённый демон. Попасть по ней было сложно, но в конце концов удачный пинок крепкого ботинка отправил безвольно обмякшую псинку в полёт.
Но её сражение не прошло даром.
Уже через минуту из - за крутого поворота аллеи, привлечённый неистовым лаем, вылетел Карат - огромный кобель среднеазиатской овчарки, таща за собой на туго натянутом поводке своего хозяина, отставного подполковника МВД, давнего знакомого Николая Степановича.
С другой стороны пустой прежде аллеи показалась молодая женщина с коляской.
Подростки бросились врассыпную, словно по команде, заученно крича своими тонкими, ломающимися голосами: "АУЕ"
Ловить их никто не пытался, но немой вопрос "зачем?" так и остался висеть в воздухе в лёгкой пелене падающих всё реже снежинок.
***
Прошла неделя.
Ссадины и ушибы подзажили. Разбитый локоть всё ещё имел обыкновение ныть по вечерам, но уже беззлобно. Жизнь снова вошла в свою привычную, налаженную колею.
Участковый, внимательно расспросив Николая Степановича и записав всё своим мелким, экономным почерком в потёртый блокнот, удалился.
Блокнот отправился в чёрную кожаную папку. Вопреки настоянию отставного подполковника МВД, никаких заявлений Николай Степанович писать не стал.
Но лицо одного из подростков, с лица которого бафф слетел ещё в начале того избиения, он запомнил в мельчайших деталях.
***
Именно оно было за открытой в спешке входной дверью, в которую барабанили так отчаянно, что заглушили даже лай прихромавшей к ней Тоськи.
Секундная пауза. Судя по расширившимся глазам мальчишки, Николая Степановича он узнал тоже.
Для них обоих это было несколько не самых приятных мгновений.
"Вввыы... вы же доктор? Правда? Маме плохо. Скорая сказали сразу не приедет. Ей очень плохо... Очень! Помогите пожалуйста! Я не знаю, кого ещё попросить. Соседи сказали бежать к вам... Я не знаю, что делать... Брат плачет."
Он зарыдал. Слёзы бежали по лицу почти ручейками, размазываемые по лицу рукавами яркой кофты, вперемешку с соплями.
Быть врачом скорой помощи на пенсии - совсем не отдых, если тебя знают и ценят в половине многоэтажек микрорайона.
Спустя пару минут Николай Степанович почти бежал следом, стараясь не отстать со своим пухлым, собранным как раз для таких случаев, чемоданчиком.
Лифт не ждали, по лестнице на третий этаж.
"Скорый перед скорой", как про него шутили иногда.
Открытое окно. Чёткие, размеренные команды.
Калейдоскоп непонятных таблеток и пузырьков.
Подержи. Подай мне это. Прекрати рыдать. Вот и молодец. Ей скоро станет лучше.
Звук сирены влетающей во двор машины из ближайшей СМП был сродни финальному аккорду в титрах фильма со счастливым концом.
***
Ещё через неделю в дверь опять позвонили. Опять лаяла Тоська.
Женщина с двумя детьми. Она была спокойна и мила, а сыновья казались изрядно повзрослевшими на вид.
"Если бы не вы, я возможно и не..."
Тьфу, тьфу, тьфу, да как можно думать про такое.
От набивших уже оскомину "возьмите пожалуйста в благодарность" Николай Степанович всегда отказывался вежливо, но крайне уверенно.
Они попили чай на кухне, вместе.
Младший поиграл с Тоськой, которая - вдруг - даже разрешила себя погладить незнакомцу - видано ли!
Что - то обсуждали. Он давал советы, настаивал, что нужно себя поберечь.
Двое ребят за спиной - вы не о себе, так о них подумайте.
Есть ради чего жить.
Старший молчал. Отводил глаза.
Но на прощание жал руку крепко, по-мужски.
Стало ли это для него уроком или нет - одному Богу ведомо.
Извилисты пути жизни людской.
citizen23
