Меня призвали в 24 года офицером-двухгодичником после военной кафедры, но не сразу, я успел год проработать на заводе инженером-механиком. Служил я в зенитном дивизионе танкового полка на Урале. После работы в коллективе умных интеллигентных коллег сказать, что я охуел от увиденного и что это все продлится ближайшие два года – ничего не сказать. Но, тем не менее, я во всем разобрался, как-то втянулся и более-менее исправно нес свою службу. Правда, мой непосредственный начальник – командир батареи - был человеком, скажем так – не совсем адекватным, особенно по пьяни, а пили в армии часто и много. Одним словом – дурак.
Как-то в декабре 2005 года заступил я в наряд дежурным по одному из КПП, со мной 6 человек бойцов с автоматами, у меня пистолет. КПП представлял из себя небольшую кирпичную будку с двумя помещениями, к ней была пристроена металлическая клетка, в которой находился один боец с автоматом и в доспехах, еще двое бойцов на шлагбауме.
Где-то после 12 ночи к КПП пришел мой комбат, наряд этот не считался караульной службой, поэтому военные заходили иногда, поболтать там, погреться. Он был пьян, я не сразу это заметил, поэтому впустил, да и как не впустить – начальник, к чему лишние конфликты. Мы стояли и курили в этой клетке, шутки ради, комбат решил переебать автоматчику в грудь, мол тот все равно в бронежилете.
После удара выяснилось, что в бронежилете отсутствуют бронепластины, оказывается бойцы их вынимают и прячут под матрас, чтобы легче стоять на посту – о такой армейской смекалке я как-то не подозревал.
Затем уже комбат распылился и переключился на меня, мол как ты не следишь – они тебя вокруг пальца обвели. Начал меня избивать, разбил мне лицо сильно, я как-то опешил в такой ситуации: драться с ним – он здоровый самбист, стрелять в него – нихуя себе происшествие будет. В итоге он еще поорал-поорал и ушел домой.
Я пребывал в подавленных чувствах, еще бы – меня избил какой-то недоумок, да еще и на глазах у личного состава. Достоял наряд, сдал оружие дежурному по части - им оказался друган комабата, он поугарал надо мной: «Ахаха, это тебя Петрович так разукрасил? Ну, ничего, не переживай!» По пути домой (мы снимали квартиру в военном городке) я зашел в медсанбат, попросил их зафиксировать мои повреждения, но они отказали. Пришел домой и стал думать, что теперь делать. Идти в прокуратуру? Там у командира дивизиона зять, знаем, бывали случаи.
На следующий день не выхожу на службу, все думаю, как быть, звоню домой родным, описываю ситуацию, прошу совета. Говорят: «Приезжай, пойдем в прокуратуру здесь». Прошу сослуживца, с которым снимали квартиру, купить мне билет домой, на следующий день собираю сумку, ребята помогают мне добраться до станции, я уезжаю домой.
Дома я рассылаю заказные письма с уведомлением командиру дивизии, полка, замполиту полка, в управление кадров округа с описанием ситуации, и что, мол, служить не отказываюсь, но не в такой компании. Иду в судмедэкспертизу, получаю заключение, оттуда в военную прокуратуру, там заводят дело. Пока идет дело, меня надо куда-то определить, как военного.
Прикомандировывают к военной комендатуре гарнизона, я хожу туда каждый день как на работу, помогаю какой-то тетке из делопроизводства. Из части постоянно приходят телеграммы с угрозами привлечь меня к уголовной ответственности за самовольное оставление части. Несколько раз замполит дозванивался на домашний, меня не было, родные слали его лесом.
У матери была коллега по детсаду, у которой брат был кем-то в министерстве обороны. Коллега была возмущена этой ситуацией со мной, она знала меня с детства, и рассказала ему об этом. Брат тоже возмутился и обещал помочь. Один раз он звонил мне на домашний, быстро расспросил обо всем, кто, что, когда, где, и попрощался, сказав, что попробует что-то сделать. Надежды были туманные, никто никогда его не видел, для меня он был просто голосом в трубке.
Ребята из части пишут смс, что комбат неслабо бздит, в части начался кипишь. По итогу наша прокуратура прислала местной прокуратуре поручение проверить все обстоятельства. И как следствие: никто ничего такого не видел и не слышал. Магнитогорский суд постановил в возбуждении дела отказать в виду отсутствия состава. Комбат потирает руки с надеждой подать за клевету. Мне приходит на почту постановление, я не знаю что делать, впадаю в депрессивное состояние. Думаю, надо бы начинать собирать характеристики из школы, университета и завода, я уже готов быть осужденным на условный срок. Но дадут ли условный? Не у кого спросить. Ни информации, ни денег, ни сил.
И вот, как-то иду с утра на «службу» в комендатуру эту, впереди меня идет какой-то военный. Он останавливается у ворот комендатуры и спрашивает через окошко курсанта из наряда, как пройти в прокуратуру. По голосу я узнаю своего замполита дивизиона, майора.
Я развернулся и быстрым шагом удалился оттуда, мне совершенно не хотелось видеть все эти рожи. Спустя где-то час, я прихожу в комендатуру, а он там сидит в коридоре. Увидел меня, обрадовался, чуть ли не обниматься лезет, весь такой добрый. «Ну что ты творишь?» - говорит. «А он (комбат) что творит? Не я эту кашу заварил!» - отвечаю. «Надо было ему в ногу стрелять!» - говорит. Ага, блядь, так точно. Сказал, мол дела нет, надо ехать в часть. Комендант гарнизона тут вылез, говорит, что так и знал, что он служить не хочет, и еще много чего. Они с майором спелись тут же, комендант уже предлагает меня конвоировать на вокзал. Я говорю, пойдемте в прокуратуру. Приходим в прокуратуру, там ходьбы 15 минут. Заходим в кабинет к начальнику, тот майора увидел: «О! Вася! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?» Оказалось, когда-то служили где-то вместе. Давай на меня уже вдвоем давить-наезжать, мол я такой-сякой, служить не хочу, порочу и все такое. Я говорю майору, мол хуй с тобой, давай завтра решать. Договорились на завтра. Он в гостинице остановился, звал все водки с ним попить посидеть, в кино сходить. Я отказался.
На следующий день я пришел в гостиницу, сказал майору, что никуда не поеду, развернулся и ушел. Ребята писали, что в части меня уже «ждут не дождутся». Как теперь быть? С прокуратурой и комендатурой все ясно. Остается дурка. Сажусь в маршрутку, еду в психбольницу, мол депрессия и т.п. Захожу в фойе больницы, уже иду к какому-то окошку регистратуры и тут звонок на мобильный. Звонит мать. Говорит, что все разрешилось, меня переводят. Мы победили… Я стою в фойе психиатрической больницы, медленно прихожу в себя, страх отступает, начинается облегчение.
Тот брат маминой коллеги, от которого не было вестей, все-таки навел шороху. В течение двух-трех дней нам на домашний звонили различные большие генералы, из штаба округа, из управления кадров округа, из штаба армии. Все дико извинялись. Мне предложили дослужить в другой части в должности психолога батальона, предлагали какие-то начальственные должности еще. Комбату моему пришло предписание ехать служить куда-то в Сибирь, но он, сука как-то отвертелся в итоге. В моем полку все были выебаны и высушены. Они собирали всех сержантов писать против меня различную выдуманную грязь, но ни один из них не согласился на такое, об этом я узнал, встретив уже в новой части переведенного сержанта. А комбат потом бойцу одному тяжелое сотрясение сделал, но опять, гнида, отвертелся. Живет и здравствует, в парадах Победы участие принимает.
Если бы не тот человек, брат маминой коллеги, даже не знаю, как бы все закончилось для маленького человека и огромной прожорливой и хитрой машины. Вот мне уже 40, уже есть у всех интернет – море информации, но я до сих пор не знаю, как можно было бы поступить тогда в той ситуации.
FelixMusic
Как-то в декабре 2005 года заступил я в наряд дежурным по одному из КПП, со мной 6 человек бойцов с автоматами, у меня пистолет. КПП представлял из себя небольшую кирпичную будку с двумя помещениями, к ней была пристроена металлическая клетка, в которой находился один боец с автоматом и в доспехах, еще двое бойцов на шлагбауме.
Где-то после 12 ночи к КПП пришел мой комбат, наряд этот не считался караульной службой, поэтому военные заходили иногда, поболтать там, погреться. Он был пьян, я не сразу это заметил, поэтому впустил, да и как не впустить – начальник, к чему лишние конфликты. Мы стояли и курили в этой клетке, шутки ради, комбат решил переебать автоматчику в грудь, мол тот все равно в бронежилете.
После удара выяснилось, что в бронежилете отсутствуют бронепластины, оказывается бойцы их вынимают и прячут под матрас, чтобы легче стоять на посту – о такой армейской смекалке я как-то не подозревал.
Затем уже комбат распылился и переключился на меня, мол как ты не следишь – они тебя вокруг пальца обвели. Начал меня избивать, разбил мне лицо сильно, я как-то опешил в такой ситуации: драться с ним – он здоровый самбист, стрелять в него – нихуя себе происшествие будет. В итоге он еще поорал-поорал и ушел домой.
Я пребывал в подавленных чувствах, еще бы – меня избил какой-то недоумок, да еще и на глазах у личного состава. Достоял наряд, сдал оружие дежурному по части - им оказался друган комабата, он поугарал надо мной: «Ахаха, это тебя Петрович так разукрасил? Ну, ничего, не переживай!» По пути домой (мы снимали квартиру в военном городке) я зашел в медсанбат, попросил их зафиксировать мои повреждения, но они отказали. Пришел домой и стал думать, что теперь делать. Идти в прокуратуру? Там у командира дивизиона зять, знаем, бывали случаи.
На следующий день не выхожу на службу, все думаю, как быть, звоню домой родным, описываю ситуацию, прошу совета. Говорят: «Приезжай, пойдем в прокуратуру здесь». Прошу сослуживца, с которым снимали квартиру, купить мне билет домой, на следующий день собираю сумку, ребята помогают мне добраться до станции, я уезжаю домой.
Дома я рассылаю заказные письма с уведомлением командиру дивизии, полка, замполиту полка, в управление кадров округа с описанием ситуации, и что, мол, служить не отказываюсь, но не в такой компании. Иду в судмедэкспертизу, получаю заключение, оттуда в военную прокуратуру, там заводят дело. Пока идет дело, меня надо куда-то определить, как военного.
Прикомандировывают к военной комендатуре гарнизона, я хожу туда каждый день как на работу, помогаю какой-то тетке из делопроизводства. Из части постоянно приходят телеграммы с угрозами привлечь меня к уголовной ответственности за самовольное оставление части. Несколько раз замполит дозванивался на домашний, меня не было, родные слали его лесом.
У матери была коллега по детсаду, у которой брат был кем-то в министерстве обороны. Коллега была возмущена этой ситуацией со мной, она знала меня с детства, и рассказала ему об этом. Брат тоже возмутился и обещал помочь. Один раз он звонил мне на домашний, быстро расспросил обо всем, кто, что, когда, где, и попрощался, сказав, что попробует что-то сделать. Надежды были туманные, никто никогда его не видел, для меня он был просто голосом в трубке.
Ребята из части пишут смс, что комбат неслабо бздит, в части начался кипишь. По итогу наша прокуратура прислала местной прокуратуре поручение проверить все обстоятельства. И как следствие: никто ничего такого не видел и не слышал. Магнитогорский суд постановил в возбуждении дела отказать в виду отсутствия состава. Комбат потирает руки с надеждой подать за клевету. Мне приходит на почту постановление, я не знаю что делать, впадаю в депрессивное состояние. Думаю, надо бы начинать собирать характеристики из школы, университета и завода, я уже готов быть осужденным на условный срок. Но дадут ли условный? Не у кого спросить. Ни информации, ни денег, ни сил.
И вот, как-то иду с утра на «службу» в комендатуру эту, впереди меня идет какой-то военный. Он останавливается у ворот комендатуры и спрашивает через окошко курсанта из наряда, как пройти в прокуратуру. По голосу я узнаю своего замполита дивизиона, майора.
Я развернулся и быстрым шагом удалился оттуда, мне совершенно не хотелось видеть все эти рожи. Спустя где-то час, я прихожу в комендатуру, а он там сидит в коридоре. Увидел меня, обрадовался, чуть ли не обниматься лезет, весь такой добрый. «Ну что ты творишь?» - говорит. «А он (комбат) что творит? Не я эту кашу заварил!» - отвечаю. «Надо было ему в ногу стрелять!» - говорит. Ага, блядь, так точно. Сказал, мол дела нет, надо ехать в часть. Комендант гарнизона тут вылез, говорит, что так и знал, что он служить не хочет, и еще много чего. Они с майором спелись тут же, комендант уже предлагает меня конвоировать на вокзал. Я говорю, пойдемте в прокуратуру. Приходим в прокуратуру, там ходьбы 15 минут. Заходим в кабинет к начальнику, тот майора увидел: «О! Вася! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами?» Оказалось, когда-то служили где-то вместе. Давай на меня уже вдвоем давить-наезжать, мол я такой-сякой, служить не хочу, порочу и все такое. Я говорю майору, мол хуй с тобой, давай завтра решать. Договорились на завтра. Он в гостинице остановился, звал все водки с ним попить посидеть, в кино сходить. Я отказался.
На следующий день я пришел в гостиницу, сказал майору, что никуда не поеду, развернулся и ушел. Ребята писали, что в части меня уже «ждут не дождутся». Как теперь быть? С прокуратурой и комендатурой все ясно. Остается дурка. Сажусь в маршрутку, еду в психбольницу, мол депрессия и т.п. Захожу в фойе больницы, уже иду к какому-то окошку регистратуры и тут звонок на мобильный. Звонит мать. Говорит, что все разрешилось, меня переводят. Мы победили… Я стою в фойе психиатрической больницы, медленно прихожу в себя, страх отступает, начинается облегчение.
Тот брат маминой коллеги, от которого не было вестей, все-таки навел шороху. В течение двух-трех дней нам на домашний звонили различные большие генералы, из штаба округа, из управления кадров округа, из штаба армии. Все дико извинялись. Мне предложили дослужить в другой части в должности психолога батальона, предлагали какие-то начальственные должности еще. Комбату моему пришло предписание ехать служить куда-то в Сибирь, но он, сука как-то отвертелся в итоге. В моем полку все были выебаны и высушены. Они собирали всех сержантов писать против меня различную выдуманную грязь, но ни один из них не согласился на такое, об этом я узнал, встретив уже в новой части переведенного сержанта. А комбат потом бойцу одному тяжелое сотрясение сделал, но опять, гнида, отвертелся. Живет и здравствует, в парадах Победы участие принимает.
Если бы не тот человек, брат маминой коллеги, даже не знаю, как бы все закончилось для маленького человека и огромной прожорливой и хитрой машины. Вот мне уже 40, уже есть у всех интернет – море информации, но я до сих пор не знаю, как можно было бы поступить тогда в той ситуации.
FelixMusic
