Когда Федя заявил, что собирается стать веганом смеялись все: жена, друзья, продавцы гастрономии, где и было оглашено заранее подготовленное объявление, и, казалось, что даже шашлык в ведрах иронично похрюкивал.
Вид у Феди был серьёзней, чем у президента во время предвыборной агитации, и когда он сказал, что на него мяса не брать, на прилавок было возвращено пять килограмм из десяти.
Жена попросила в письменной форме подтвердить, что он не будет покушаться на её порции во время застолья, и два экземпляра было заверено у пяти свидетелей и нотариуса.
В продуктовую корзину была набрана целая гора мясозаменителя: грибы, импортная спаржа, баклажаны, тофу, сейтан, соевые котлеты и что-то ещё с очень пугающим названием.
— С таким чеком проще было бы кормить тебя стейками на завтрак, обед и ужин, — вздохнула жена на кассе.
Когда Федя начал доставать из тележки литровые бутылки коньяка, жена попросила, что как только его попустит с веганства, обратиться в трезвенники, на что Федя презрительно фыркнул и брезгливо добавил:
— Слышал я про эти современные движения, думаю, не приживется.
Не успел Федя сесть за руль и развернуть творожный сырок, как его тут же отобрали.
— Ты чего, Вась? Совсем оборзел? У тебя свой есть! — возмутился наглостью новоиспеченный «травоядный».
— Сырок из чего сделан?! — громко и по-профессорски важно спросил Вася, облизывая губы.
— Из пальмового масла, — испуганно ответил Федя.
— А ещё из творога, так что забудь — веганы не едят продукты животного происхождения!
— Но! Но как же! Наташ?! — смотрел он жалобно на жену, но та лишь покачала головой, с трудом скрывая улыбку.
— Это что же получается, мне теперь и взбитые сливки нельзя? И капучино тоже?
— Если только на соевом молоке, но я не знаю, где в нашем городе такой делают. Ну что, передумал? Ещё не поздно вернуться за шашлыком.
Феде стало душно и он начал задыхаться. Он вышел из машины и стал накачивать лёгкие свежими выхлопами, гуляющими на автостоянке. Было видно, как Федю разрывает изнутри. Сначала он покраснел, потом пожелтел, когда начал зеленеть, несколько людей через улицу перешло дорогу в неположенном месте.
— Нет! Не дождётесь! — Заявил Федя, вернувшись в машину, и в знак своей непоколебимости показательно надкусил помидор, обрызгав соком весь салон.
На шашлыках Федя был мрачнее тучи. Стол, как нарочно, стоял неподалёку от мангала. Веган видел, как румянилось мясо, слышал, как шипел сок и жир, падающий на угли, чувствовал кисло-сладкий запах маринада, сдобренного душистыми приправами. Своими слюнями Федя полил половину огорода и дважды затушил костер, но к мясу так и не притронулся.
Всё шло не так: коньяк не пьянил, песни не пелись, а когда дело дошло до игры в «крокодила», Федя во всех пантомимах видел только поросят и телят, из-за чего трижды поругался с женой и остальными дамами тоже.
Когда шашлык, наконец, был приготовлен, Федю допустили к мангалу. Дрожащими руками он насаживал грибы и баклажаны на шампуры, разыскивая на них глазами прилипшие кусочки мяса. «К счастью», шампуры были очищены до блеска и даже жир с них был протёрт тряпкой, Федя дважды проверил это «на язык» и одобрительно кивнул.
— Я тобой так горжусь! — поцеловала Наташа своего настойчивого мужа, когда тот нюхал подгоревший баклажан.
От жены пахло жареным, губы её блестели и напоминали Феде о прежней жизни: до того, как он решил измениться. Мужчина страстно поцеловал жену, а потом ещё раз, и ещё. К концу вечера она не знала, как скрыться от его «любви», так как Федя с бешеными глазами постоянно требовал поцелуев.
Ночью у Феди случалась первая ломка, которую он стоически вынес. В половине четвертого утра он разбудил жену, жестко тряся за плечи, и с пеной у рта требовал немедленно нажарить соевых котлет. Кошка, опасаясь за собственную жизнь, спряталась за шкаф и не выходила оттуда до стойкой ремиссии хозяина.
На следующий день Федя проснулся обновлённым духовно и очищенным от всех шлаков и токсинов телесно.
Когда жена ела за завтраком сосиску и бутерброды с сыром, Федя бросил на неё надменный взгляд и, помешивая соевое молоко в кофе, уплетал бутерброды с тофу, морщась, как он говорил от «слишком горячего напитка».
— И зачем нам эта дрянь в холодильнике? — высокомерно спросил он, глядя на сковородку с гуляшем, который сам же и просил приготовить два дня назад.
У жены аж сыр на бутерброде поплавился от возрастающего напряжения.
— Федя, веганство, может, и сделает тебя более здоровым, но вот бессмертным — вряд ли. Ещё раз мою еду дрянью назовёшь, будешь котлеты свои через трубочку есть, андерстенд?
Мужчина грозно фыркнул, предупреждающе кашлянул, нахохлился, надулся, покраснел, чихнул и молча хлопнув дверью, ушел туда, где его поймут и примут таким какой он есть — на работу.
В слесарном цехе Федю уважали и любили. Он был примером и гордостью предприятия. Двадцать лет токарь зарабатывал себе имя. Кто бы мог подумать, что один обеденный перерыв способен перечеркнуть всё, за что он боролся.
Когда уставшие, разопревшие от работы мужики открыли термосы с горячими щами и домашними пельменями, Федя почувствовал, как внутри него ещё бьётся хищник: он скулит и воет, ждёт, когда веган сдастся, но Фёдор был не из слабовольных. Мужчина встал посреди столовой и, гордо подняв к потолку огурец, призвал всех здравомыслящих присоединиться к нему.
Федя был послан четыре раза и не успокаивался. Но когда он схватился за большую сардельку старшего бригадира Петра Семеновича, дамбу всё же прорвало. Федю били всем цехом, но не сильно и уважительно — в память о его прежних заслугах. Затем его привязали к стулу и пытались насильно накормить говяжьим ростбифом и салом с чесноком. Федя отбивался как мог и думал, как несправедлив мир к людям, которые пытаются открыть глаза другим. Он хотел об этом кричать, но стоило бедолаге открыть рот, как его тут же пытались накормить чем-то страшно вкусным.
Начальник позвонил жене токаря и рассказал ей про ситуацию. В ответ Наташа лишь попросила не щадить несчастного вегана, иначе она с ним с ума сойдет. Федя не сдавался, но в конце рабочего дня его всё же пришлось отпустить. Назавтра ситуация повторилась и стало ясно, что в Федю вселился злой дух. Помочь здесь мог только обряд «голубцизма», именно так назвала это Наташина свекровь. Узнав о проблеме, она немедля приехала прямо на завод.
Связанного Федю усадили за стол. Тётя Маша достала из сумки свою фирменную красную кастрюлю и приказала подставить под Федю ведро для сбора слюней. Когда крышка с кастрюли была снята, несколько человек потеряло сознание. Запах знаменитых голубцов
распространялся быстрей атомного взрыва, и поражал даже самых стойких. Перед Федей была поставлена тарелка с двумя экземплярами. На лбу мужчины скапливался пот, в грудине пылал огонь. Когда тётя Маша достала из сумки деревенскую сметану и нещадно плюхнула половину банки на блюдо, Федя отключился. Его привели в чувство, похлопав по щекам, и сменили наполнившееся ведро.
— Сына, либо ты сейчас ешь, либо у тебя нет больше матери! — грозно сказала женщина.
— Но мама, я не хочу есть мясо, зачем ты меня мучаешь?! Я решил измениться, хочу похудеть и быть здоровым, — плакал горькими слезами токарь, а сам уже тянулся к голубцам.
— Не нравится, когда тебя против воли заставляют?! А сам ко всем лезешь со своим веганством, будь оно неладно. Наташку бедную достал, мужиков вон заставил тебя связать, будешь ещё к людям приставать?!
— Не буду! Не буду! Только убери от меня голубцы, я сейчас сорвусь! — кричал токарь и пытался вырваться.
— То-то же, — сказала Тётя Маша и отдала кастрюлю работягам, которые подрались за голубцы до крови.
Федю развязали и, взяв с него обещание больше никого не доставать своими принципами, отпустили до конца дня домой. Тётя Маша передала сыну сумку, в которой, помимо голубцов, были ещё разносолы, кабачки, помидоры и целый пакет яблок — всё с её огорода.
— Тётя Маш, думаете это навсегда? — обратилась к свекрови Наташа.
— Ой, это у него от отца. Тот и буддистом был, и сыроедом, а однажды мы всем подъездом его из асаны выпутывали, когда он йогой увлекся. Не переживай, лет через пятнадцать определится и успокоится. Если что, звони, у меня рука на это набита, нам, непросвещённым, нужно держаться вместе.
(с) Александр Райн
AlexandrRayn
Вид у Феди был серьёзней, чем у президента во время предвыборной агитации, и когда он сказал, что на него мяса не брать, на прилавок было возвращено пять килограмм из десяти.
Жена попросила в письменной форме подтвердить, что он не будет покушаться на её порции во время застолья, и два экземпляра было заверено у пяти свидетелей и нотариуса.
В продуктовую корзину была набрана целая гора мясозаменителя: грибы, импортная спаржа, баклажаны, тофу, сейтан, соевые котлеты и что-то ещё с очень пугающим названием.
— С таким чеком проще было бы кормить тебя стейками на завтрак, обед и ужин, — вздохнула жена на кассе.
Когда Федя начал доставать из тележки литровые бутылки коньяка, жена попросила, что как только его попустит с веганства, обратиться в трезвенники, на что Федя презрительно фыркнул и брезгливо добавил:
— Слышал я про эти современные движения, думаю, не приживется.
Не успел Федя сесть за руль и развернуть творожный сырок, как его тут же отобрали.
— Ты чего, Вась? Совсем оборзел? У тебя свой есть! — возмутился наглостью новоиспеченный «травоядный».
— Сырок из чего сделан?! — громко и по-профессорски важно спросил Вася, облизывая губы.
— Из пальмового масла, — испуганно ответил Федя.
— А ещё из творога, так что забудь — веганы не едят продукты животного происхождения!
— Но! Но как же! Наташ?! — смотрел он жалобно на жену, но та лишь покачала головой, с трудом скрывая улыбку.
— Это что же получается, мне теперь и взбитые сливки нельзя? И капучино тоже?
— Если только на соевом молоке, но я не знаю, где в нашем городе такой делают. Ну что, передумал? Ещё не поздно вернуться за шашлыком.
Феде стало душно и он начал задыхаться. Он вышел из машины и стал накачивать лёгкие свежими выхлопами, гуляющими на автостоянке. Было видно, как Федю разрывает изнутри. Сначала он покраснел, потом пожелтел, когда начал зеленеть, несколько людей через улицу перешло дорогу в неположенном месте.
— Нет! Не дождётесь! — Заявил Федя, вернувшись в машину, и в знак своей непоколебимости показательно надкусил помидор, обрызгав соком весь салон.
На шашлыках Федя был мрачнее тучи. Стол, как нарочно, стоял неподалёку от мангала. Веган видел, как румянилось мясо, слышал, как шипел сок и жир, падающий на угли, чувствовал кисло-сладкий запах маринада, сдобренного душистыми приправами. Своими слюнями Федя полил половину огорода и дважды затушил костер, но к мясу так и не притронулся.
Всё шло не так: коньяк не пьянил, песни не пелись, а когда дело дошло до игры в «крокодила», Федя во всех пантомимах видел только поросят и телят, из-за чего трижды поругался с женой и остальными дамами тоже.
Когда шашлык, наконец, был приготовлен, Федю допустили к мангалу. Дрожащими руками он насаживал грибы и баклажаны на шампуры, разыскивая на них глазами прилипшие кусочки мяса. «К счастью», шампуры были очищены до блеска и даже жир с них был протёрт тряпкой, Федя дважды проверил это «на язык» и одобрительно кивнул.
— Я тобой так горжусь! — поцеловала Наташа своего настойчивого мужа, когда тот нюхал подгоревший баклажан.
От жены пахло жареным, губы её блестели и напоминали Феде о прежней жизни: до того, как он решил измениться. Мужчина страстно поцеловал жену, а потом ещё раз, и ещё. К концу вечера она не знала, как скрыться от его «любви», так как Федя с бешеными глазами постоянно требовал поцелуев.
Ночью у Феди случалась первая ломка, которую он стоически вынес. В половине четвертого утра он разбудил жену, жестко тряся за плечи, и с пеной у рта требовал немедленно нажарить соевых котлет. Кошка, опасаясь за собственную жизнь, спряталась за шкаф и не выходила оттуда до стойкой ремиссии хозяина.
На следующий день Федя проснулся обновлённым духовно и очищенным от всех шлаков и токсинов телесно.
Когда жена ела за завтраком сосиску и бутерброды с сыром, Федя бросил на неё надменный взгляд и, помешивая соевое молоко в кофе, уплетал бутерброды с тофу, морщась, как он говорил от «слишком горячего напитка».
— И зачем нам эта дрянь в холодильнике? — высокомерно спросил он, глядя на сковородку с гуляшем, который сам же и просил приготовить два дня назад.
У жены аж сыр на бутерброде поплавился от возрастающего напряжения.
— Федя, веганство, может, и сделает тебя более здоровым, но вот бессмертным — вряд ли. Ещё раз мою еду дрянью назовёшь, будешь котлеты свои через трубочку есть, андерстенд?
Мужчина грозно фыркнул, предупреждающе кашлянул, нахохлился, надулся, покраснел, чихнул и молча хлопнув дверью, ушел туда, где его поймут и примут таким какой он есть — на работу.
В слесарном цехе Федю уважали и любили. Он был примером и гордостью предприятия. Двадцать лет токарь зарабатывал себе имя. Кто бы мог подумать, что один обеденный перерыв способен перечеркнуть всё, за что он боролся.
Когда уставшие, разопревшие от работы мужики открыли термосы с горячими щами и домашними пельменями, Федя почувствовал, как внутри него ещё бьётся хищник: он скулит и воет, ждёт, когда веган сдастся, но Фёдор был не из слабовольных. Мужчина встал посреди столовой и, гордо подняв к потолку огурец, призвал всех здравомыслящих присоединиться к нему.
Федя был послан четыре раза и не успокаивался. Но когда он схватился за большую сардельку старшего бригадира Петра Семеновича, дамбу всё же прорвало. Федю били всем цехом, но не сильно и уважительно — в память о его прежних заслугах. Затем его привязали к стулу и пытались насильно накормить говяжьим ростбифом и салом с чесноком. Федя отбивался как мог и думал, как несправедлив мир к людям, которые пытаются открыть глаза другим. Он хотел об этом кричать, но стоило бедолаге открыть рот, как его тут же пытались накормить чем-то страшно вкусным.
Начальник позвонил жене токаря и рассказал ей про ситуацию. В ответ Наташа лишь попросила не щадить несчастного вегана, иначе она с ним с ума сойдет. Федя не сдавался, но в конце рабочего дня его всё же пришлось отпустить. Назавтра ситуация повторилась и стало ясно, что в Федю вселился злой дух. Помочь здесь мог только обряд «голубцизма», именно так назвала это Наташина свекровь. Узнав о проблеме, она немедля приехала прямо на завод.
Связанного Федю усадили за стол. Тётя Маша достала из сумки свою фирменную красную кастрюлю и приказала подставить под Федю ведро для сбора слюней. Когда крышка с кастрюли была снята, несколько человек потеряло сознание. Запах знаменитых голубцов
распространялся быстрей атомного взрыва, и поражал даже самых стойких. Перед Федей была поставлена тарелка с двумя экземплярами. На лбу мужчины скапливался пот, в грудине пылал огонь. Когда тётя Маша достала из сумки деревенскую сметану и нещадно плюхнула половину банки на блюдо, Федя отключился. Его привели в чувство, похлопав по щекам, и сменили наполнившееся ведро.
— Сына, либо ты сейчас ешь, либо у тебя нет больше матери! — грозно сказала женщина.
— Но мама, я не хочу есть мясо, зачем ты меня мучаешь?! Я решил измениться, хочу похудеть и быть здоровым, — плакал горькими слезами токарь, а сам уже тянулся к голубцам.
— Не нравится, когда тебя против воли заставляют?! А сам ко всем лезешь со своим веганством, будь оно неладно. Наташку бедную достал, мужиков вон заставил тебя связать, будешь ещё к людям приставать?!
— Не буду! Не буду! Только убери от меня голубцы, я сейчас сорвусь! — кричал токарь и пытался вырваться.
— То-то же, — сказала Тётя Маша и отдала кастрюлю работягам, которые подрались за голубцы до крови.
Федю развязали и, взяв с него обещание больше никого не доставать своими принципами, отпустили до конца дня домой. Тётя Маша передала сыну сумку, в которой, помимо голубцов, были ещё разносолы, кабачки, помидоры и целый пакет яблок — всё с её огорода.
— Тётя Маш, думаете это навсегда? — обратилась к свекрови Наташа.
— Ой, это у него от отца. Тот и буддистом был, и сыроедом, а однажды мы всем подъездом его из асаны выпутывали, когда он йогой увлекся. Не переживай, лет через пятнадцать определится и успокоится. Если что, звони, у меня рука на это набита, нам, непросвещённым, нужно держаться вместе.
(с) Александр Райн
AlexandrRayn
