Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел).
Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну, а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.
Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в свое дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького.
И вот, в его дежурство поступает здоровенный "химик" с колото-резаным ранением в области правой почки. Может, сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде, как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.
Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да, такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из "скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером -точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.
И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде, как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.
Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" еще год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
Зек: "Ты чo, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
Зек: "Ну давай, пошли по маленькой."
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два."
Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую."
Выходит он из предоперационной, как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана." И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?"
Зек: "Да, в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину."
Гуревич: "Сознанку не терял?"
Зек: "Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела."
Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час - ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да, в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча - то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну, а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"
Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну, в натуре!"
Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: "Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"
С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего - майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.
Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"
Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!"
А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да, я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"
Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному.
Андрей Ломачинский
Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну, а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.
Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в свое дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького.
И вот, в его дежурство поступает здоровенный "химик" с колото-резаным ранением в области правой почки. Может, сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде, как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.
Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да, такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из "скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером -точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.
И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде, как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.
Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" еще год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
Зек: "Ты чo, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
Зек: "Ну давай, пошли по маленькой."
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два."
Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую."
Выходит он из предоперационной, как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана." И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чо за кипеж был, в натуре?"
Зек: "Да, в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину."
Гуревич: "Сознанку не терял?"
Зек: "Ты чо, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чо свистеть-то, вот и все дела."
Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час - ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да, в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча - то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну, а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать."
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"
Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чо, в натуре? Чо театр? Чо не ясно? Не, ну, в натуре!"
Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: "Не, ну вы чо, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"
С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего - майор Гуревич, как дежурный хирург, подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.
Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"
Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!"
А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да, я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"
Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному.
Андрей Ломачинский
