Я тебя отблагодарю
Был в моей жизни случай один, когда я снимал у одной старушки квартиру. Платил её не столько деньгами, сколько уходом. Пять лет я так жил и со временем у старушки проблемы с головой делались всё сильнее. Это, конечно, не повод для смеха - кто бы, что ни говорил, но вот к чему это всё привело...
У старушки той совсем поплохела память: она могла положить стакан на диван, а через час наорать на меня, что я, якобы, специально от неё его спрятал. Днём я пропадал на работе, а вечером возвращался и видел, что она чуть не бросалась на меня с криком: "ГДЕ ДЕНЬГИ?!". Само собой, выяснялось потом, что эти деньги я и в глаза-то не видывал, но она ещё некоторое время смотрела на меня с подозрением, якобы подозревая в краже.
Работал я, кстати, не так далеко, чтобы в случае чего мог быстро вернуться домой - у той старушки был и мой номер. И возвращался я так раз десять. Ух и недовольным же был мой начальник, но что поделаешь?! Чудила старушка, обвиняла меня во всём подряд, разок даже со шваброй накинулась, вереща о том, какой я... чудак. Весёлая, в общем жизнь (со знаком минус). Любимой фразой её было: "Вот выселю тебя, гадёныша и пойдёшь жить на улицу! Не ценишь ты счастья!". Я же благоразумно молчал и поддакивал. А иначе и нельзя! И вправду выселят!
Как-то перед новым годом (прошлым), старушка вдруг накатила (хотя ей нельзя), подозвала меня и давай плакать. "Ой, прости ты меня, бабку бешеную, прости ты меня, ой, как же я не права, ору на тебя, обвиняю, поносю по-чёрному, а ты ведь со мной сидишь, ухаживаешь ведь ты за бабкой старой, а у самого, вон, и девушки-то нету, и личной жизни никакой! А всё из-за меня, дуры!". Я же, как мне и полагается, лишь качал головой и говорил: "Ой, ну что же вы, Тамара Агафоновна, что же вы наговариваете. Да не виноватые вы!".
Стоит отметить, что личной жизни у меня и вправду не было. После работы я сразу же шёл домой и готовил бабке еду. Утром же я вставал на час раньше, по-обыкновению, и тоже хлопотал по дому. Я мыл полы, стирал за ней вещи, убирал... Иными словами: был своеобразной Золушкой, живущей у "злобной" мачехи. А в ту новогоднюю ночь старушка ещё полчаса лила слёзы, уповая на меня бедного, а я лишь отмахивался и, временами, отшучивался.
- Ну, вот что, - твёрдо сказала она, вмиг перестав реветь. - Я тебя отблагодарю.
И ушла.
"Вот, ведь бабка, - усмехнулся ещё тогда я. - Денег что-ли предложит мне? Ну, либо же позволит жить у неё бесплатно?". И настроение как-то сразу поползло вверх. Гремели салюты, орали люди за окном, а я улыбался, думая такие думы. И вдруг перестал я улыбаться. Резко так. Неожиданно. Стояла в пороге бабка. Голая. Тут бы я упомянул, как в лучших порнографических романах, "с бутылкой вина и томной улыбкой", но нет. Никакой томности в той беззубой улыбочке я не заметил, да и бокала в руках не наблюдалось. Да и не сделал бы он там погоды.
- Ох, - схватилась вдруг бабка за сердце, а я подумал, что это приступ. - Плохо мне. Я вся горю.
После этих слов она стрельнула глазками, а я... так и сидел с глазами размером с шар земной. Чего?!
- Плохо мне, - томно повторила она. - Подхвати меня. Падаю я...
На чистых рефлексах я встал, подошёл и поддержал. Осторожно. Так, словно бы и не бабка это, а фарфоровая статуэтка ценой не в один миллион. Я довёл Тамару Агафоновну до дивана и усадил на него. Обнажённая старуха тот час же улеглась морской звездой, сверкнула, если можно так выразиться, зарослями и простонала:
- Ну, вот она я! Я всё твоя, внучек! Руки тяни и бери! Должна я тебе! Это из-за меня у тебя личной жизни-то нету! Вот она я, бери уже, бери уже быстрее! Горю-горю! Должна я тебе и долг этот отдам!
Она говорила, говорила, а я всё стоял и смотрел на это всё, стараясь не смотреть куда не надо. А не то мало-ли...
Бахнул салют, я вздрогнул. Старуха вдруг начала вставать и тискаться ко мне. Я же в тот момент будто бы прозрел: "Если я сейчас не уйду отсюда, то возможно с таким напором бабка и добьётся своего". Убежал. Заперся в другой комнате. Так и провёл новый год: слушал постукивания бабки, смотрел на салют и пил найденную бутылку вина.
К утру бабка заснула, а после того случая смотрела на меня чуть ли не волком. И снова по каждой мелочи я у неё виноватым стал. Казалось, что таким образом она мне мстит. Пару раз даже ночью будила, в три часа, для очередной истерики. Ну я, не будь дураком, смекнул, что дальше так не могу и решил от неё съехать. И через неделю назанимал долгов да и свалил. Совесть, конечно, мучила: как же так, ведь бабку больную одну оставляю! А вдруг случиться, что?! Но возвращаться обратно не смел.
У старушки той совсем поплохела память: она могла положить стакан на диван, а через час наорать на меня, что я, якобы, специально от неё его спрятал. Днём я пропадал на работе, а вечером возвращался и видел, что она чуть не бросалась на меня с криком: "ГДЕ ДЕНЬГИ?!". Само собой, выяснялось потом, что эти деньги я и в глаза-то не видывал, но она ещё некоторое время смотрела на меня с подозрением, якобы подозревая в краже.
Работал я, кстати, не так далеко, чтобы в случае чего мог быстро вернуться домой - у той старушки был и мой номер. И возвращался я так раз десять. Ух и недовольным же был мой начальник, но что поделаешь?! Чудила старушка, обвиняла меня во всём подряд, разок даже со шваброй накинулась, вереща о том, какой я... чудак. Весёлая, в общем жизнь (со знаком минус). Любимой фразой её было: "Вот выселю тебя, гадёныша и пойдёшь жить на улицу! Не ценишь ты счастья!". Я же благоразумно молчал и поддакивал. А иначе и нельзя! И вправду выселят!
Как-то перед новым годом (прошлым), старушка вдруг накатила (хотя ей нельзя), подозвала меня и давай плакать. "Ой, прости ты меня, бабку бешеную, прости ты меня, ой, как же я не права, ору на тебя, обвиняю, поносю по-чёрному, а ты ведь со мной сидишь, ухаживаешь ведь ты за бабкой старой, а у самого, вон, и девушки-то нету, и личной жизни никакой! А всё из-за меня, дуры!". Я же, как мне и полагается, лишь качал головой и говорил: "Ой, ну что же вы, Тамара Агафоновна, что же вы наговариваете. Да не виноватые вы!".
Стоит отметить, что личной жизни у меня и вправду не было. После работы я сразу же шёл домой и готовил бабке еду. Утром же я вставал на час раньше, по-обыкновению, и тоже хлопотал по дому. Я мыл полы, стирал за ней вещи, убирал... Иными словами: был своеобразной Золушкой, живущей у "злобной" мачехи. А в ту новогоднюю ночь старушка ещё полчаса лила слёзы, уповая на меня бедного, а я лишь отмахивался и, временами, отшучивался.
- Ну, вот что, - твёрдо сказала она, вмиг перестав реветь. - Я тебя отблагодарю.
И ушла.
"Вот, ведь бабка, - усмехнулся ещё тогда я. - Денег что-ли предложит мне? Ну, либо же позволит жить у неё бесплатно?". И настроение как-то сразу поползло вверх. Гремели салюты, орали люди за окном, а я улыбался, думая такие думы. И вдруг перестал я улыбаться. Резко так. Неожиданно. Стояла в пороге бабка. Голая. Тут бы я упомянул, как в лучших порнографических романах, "с бутылкой вина и томной улыбкой", но нет. Никакой томности в той беззубой улыбочке я не заметил, да и бокала в руках не наблюдалось. Да и не сделал бы он там погоды.
- Ох, - схватилась вдруг бабка за сердце, а я подумал, что это приступ. - Плохо мне. Я вся горю.
После этих слов она стрельнула глазками, а я... так и сидел с глазами размером с шар земной. Чего?!
- Плохо мне, - томно повторила она. - Подхвати меня. Падаю я...
На чистых рефлексах я встал, подошёл и поддержал. Осторожно. Так, словно бы и не бабка это, а фарфоровая статуэтка ценой не в один миллион. Я довёл Тамару Агафоновну до дивана и усадил на него. Обнажённая старуха тот час же улеглась морской звездой, сверкнула, если можно так выразиться, зарослями и простонала:
- Ну, вот она я! Я всё твоя, внучек! Руки тяни и бери! Должна я тебе! Это из-за меня у тебя личной жизни-то нету! Вот она я, бери уже, бери уже быстрее! Горю-горю! Должна я тебе и долг этот отдам!
Она говорила, говорила, а я всё стоял и смотрел на это всё, стараясь не смотреть куда не надо. А не то мало-ли...
Бахнул салют, я вздрогнул. Старуха вдруг начала вставать и тискаться ко мне. Я же в тот момент будто бы прозрел: "Если я сейчас не уйду отсюда, то возможно с таким напором бабка и добьётся своего". Убежал. Заперся в другой комнате. Так и провёл новый год: слушал постукивания бабки, смотрел на салют и пил найденную бутылку вина.
К утру бабка заснула, а после того случая смотрела на меня чуть ли не волком. И снова по каждой мелочи я у неё виноватым стал. Казалось, что таким образом она мне мстит. Пару раз даже ночью будила, в три часа, для очередной истерики. Ну я, не будь дураком, смекнул, что дальше так не могу и решил от неё съехать. И через неделю назанимал долгов да и свалил. Совесть, конечно, мучила: как же так, ведь бабку больную одну оставляю! А вдруг случиться, что?! Но возвращаться обратно не смел.