@mam в Почитать

Зелебобская любовь...

Зелебобская любовь...
Гениальным писателем я стал совсем недавно, всего три года назад. Но за это короткое время, у меня появилась одна замечательная традиция: писать на Новый год, какой-нибудь шизофренический бред. Вся гениальность этих шедевров заключается в том, что все прочитавшие, делятся на две категории: те, которым очень-очень понравилось, и те, кто потом боится смотреть на буквы вообще.
Но сегодня придётся традициям изменить. В этот раз будет милая история про большую и очень земную любовь, к которой я имею весьма непосредственное отношение.

Заваривайте вкусный чай, укутывайтесь в тёплый плед, мы начинаем.

Есть у меня такой читатель «Зеля». Если полностью, то «Зелебоба». Я даже не знаю, как его по-настоящему зовут. Я у него спрашивал, но он сказал, что скрывается от налоговой и ещё каких-то неприятных учреждений, и что ни в коем случае, мне не скажет, так как я болтун и находка для шпиона. Причём, он так это сказал, как будто это что-то плохое.

Зеля был потрясающим человеком. Таких можно встретить только на просторах нашей и вашей держав. Ну, ещё в Беларуси иногда. Он сочетал в себе блестящую смекалку, которой позавидовали бы лучшие менеджеры корпораций зла и невероятную русскую бестолковость, которую правдиво смогли описать Чехов, Ильф и Петров в своих кулстори. Благодаря остроте ума и предприимчивости, Зеля умудрялся за месяц получать столько, сколько я с трудом зарабатываю за год. При этом, затрачивая столько усилий, сколько я трачу за день. Однако эта черта, с лихвой перекрывалась самым большим недостатком Зелебобы — совершенным неумением аккумулировать деньги. И не то, что неумением аккумулировать — он просто не мог их не тратить. Создавалось впечатление, что деньги в сознании Зелебобы были воплощением самого страшного в мире зла. Поэтому он старался избавиться от них всеми возможными и невозможными способами. Причём Зеле, больше всего нравились самые дурацкие инвестиции. Например, он мог поехать на рынок и купить самых дорогих обоев по сто баксов за рулон, а потом кушать на них селёдку, потому как забыл купить салфеток или хотя бы туалетной бумаги.
У Зели был внедорожник, который он приобрёл при следующих обстоятельствах. Возвращаясь домой из сельпо, с бутылкой «Артёмовского шампанского», Зелебобстер решил вспомнить детство и прокатиться по замёрзшей луже. Но, в виду сложности манёвра, не справился с управлением и вместо того, чтоб сгруппироваться и обезопасить свои повидавшие многое конечности, он поступил по-джентльменски и не дал погибнуть благородному напитку за тридцать три пятьдесят. Лечение ему тогда обошлось порядка двух тысяч долларов, но самое страшное было не это. Самым страшным было то, что он не мог нормально передвигаться целых три месяца.
Зеля панически боялся такси, знакомых с авто у него не было, а на кресле-каталке по льду и снегу можно было только в травмпункт уехать. Поэтому он оказался заточённым в своей крепости, как какая-нибудь принцесса из садистских сказок братьев Гримм. Всё необходимое ему покупали его нелегальные работники, которых он считал чем-то вроде ручных клопов. Конечно же, он не смог доверить им свою важную миссию по ликвидации деньзнаков. Он считал, что у них совершенно нет фантазии и давал им минимальные суммы, так как они, всё равно, половину воровали.
Бизнес Зели был построен таким образом, что чем меньше он в него вмешивался, тем лучше он работал. Особенно зимой. Шли дни, недели, месяцы, деньги всё поступали, а девать их было некуда. В это же время, Зеля открыл для себя компьютер и интернет. Сочетание довольно страшное, но, слава всем богам, у него не было виртуальных денег для совершения виртуальных покупок. Больше такси он боялся только банков. Видимо, так судьба, которую несправедливо называют злодейкой, избавила Зелебобу от самого страшного вида потребительства. Стоит сказать, что Зеля также боялся супермаркетов, парикмахерских, сберкасс и, в особенности, детских садиков.
С утра до вечера Зеля голодными глазами смотрел на изобилие товаров, которые ему сулил интернет, но всё, что он мог сделать — это только уронить скупую слезу затворника на надкушенную палку сервелата.
К концу своего заточения у Зелебобы накопилась ошеломительная даже для него самого сумма в пятьдесят тысяч американских долларов. Только исключительно в мелких купюрах национального производства. Вся сумма с трудом помещалась в «сейфе», роль которого выполнял пожилой двухкамерный холодильник «Nord». И каждый раз, при созерцании своего монументального финансового могущества, Зелебоба понимал, что просто так, разбазарить это будет сложно, и что тут нужна особая «поэтика». Он долго ломал голову над тем, куда потратить деньги, но в голову ничего кроме прозаического сельпо не приходило. Хотя идея скупить вообще всё, а потом всем раздать казалась ему довольно интересной. И тут на помощь опять пришёл интернет. Нечаянно ткнув на рекламный банер, Зеля увидел красоту, которую никогда себе прежде и представить не мог — внедорожник из будущего. Красота рёбер жёсткости, хитрых прищуренных фар и массивных дисков, поразила его душу до самой глубины. Он даже не представлял, что такое можно купить. В сознании Зелебобы подобная роскошь была чем-то вроде космического корабля «Энтерпрайс», приземлившегося в центре Жмеринки. А тут за какие-то жалкие 50.000$ ещё ящик шампанского давали в подарок. И не Артёмовского, а французского, настоящего. Правда, сделанного в Одессе.
Зеля так и не рассказал, как он умудрился отвести в автосалон два ящика денег, но после выздоровления у него появилось авто. Местные жители, до сих пор не видевшие в своём поселке ничего круче «Волги», приходили просто посмотреть на чудо корейского автомобилестроения, а за какие-то большие заслуги даже были вхожими внутрь. Зеля прокатил на своём стальном коне каждого пенсионера и каждого ребёнка. Хороших детей он катал по несколько раз. Таким образом, Зеля нёс в свой дремучий край большое, вечное и светлое. В остальном же, ничего не изменилось. Он всё так же прожигал свою жизнь на череду бесполезных и бездумных действий, отчего всё больше и больше вгонял свою несчастную психику в депрессию.
Но в один прекрасный день Зеля наткнулся на мои рассказы. Не знаю, что он там такого нашёл, но судя по тому, как он меня кормит, нашёл он там очень и очень много. Прочитав про меня и Аню целую серию рассказов (больше, чем он прочитал за всю жизнь, раз в сто) Зеля твёрдо решил подарить мне печенья. Ради этого он каким-то чудом зарегистрировался «вконтакте» и на ломанном русском написал вот такое сообщение:
«приветколя1 я васхещаюсь тваими расзазами и хоу отблагодорт тебя печенем1 как тебеего выслать7»
Да простит меня мой дорогой Зелебоба, но тогда я решил, что меня читают даже в интернате для умственно отсталых, и очень этим загордился. Так как вежливость в начале любого знакомства, является одним из моих кредо, я написал довольно большой и красивый ответ о том, что мне ничего не нужно и что мне просто приятно, когда буквы попадают в хорошие глаза. Получив ответ, Зеля в прямом смысле прыгал от счастья и сломал люстру в своём доме, потолки которого, достигают четырёх метров в высоту. Но этой сублимации было недостаточно - он выбежал в родной посёлок и начал катать всех подряд на своём внедорожнике. Даже алкоголиков и тунеядцев. Все тогда решили, что Зеля, наконец, нашёл себе жену.
Получив второе письмо, уже более уверенное и ещё более безграмотное, я решил не рисковать своим единственным глазом, который уже начинал истекать кровью и предложил общаться по телефону. В аудиальном смысле Зелебоба оказался вполне приятным (по крайней мере, терпимым) собеседником, с которым мы трещали минут сорок. К концу диалога мы решили, что я приеду к нему в гости и он меня накормит так, как ещё никто не кормил.
Как вы понимаете, упустить такой возможности я не мог.
Зеля жил в городе под названием «Снежное», в сорока километрах от моего родного Шахтёрска, и первым, к кому я отправился поесть, приехав на каникулы домой, был именно он. Он бы мог забрать меня на машине прям из дому, но больше чем банков и детсадиков, Зеля боялся оживлённых шахтёрских автобанов. Было предложено встретиться у окраины Снежного, где он ездить не боится.
2014 год уже наступил, на календаре был январь, но по иронии судьбы в городе Снежном снег можно было найти только в морозильных камерах и то, если они не обладали технологией «антифрост». Пейзаж окраины города напоминал послесоветскую Братиславу из фильма «Евротур», где помои выливали прямо с балкона, а у маленькой милой собачки в зубах была человеческая рука. Я и так опоздал на пятнадцать минут, но Зели нигде не было видно. Кругом тоска, отчаяние и старый выцветший щит, рассказывающий на повышенных тонах как нужно жить.
Я уже начал подмерзать, когда вдали показался он. Корейцы действительно научились делать интересные машины. Сияя металлическим блеском, он вальяжно катился по дороге, плавно вступая то в одну, то в другую яму, пока наконец не поравнялся со мной.
— Колямба! Дорогой! — вдруг закричал мужик, выбежавший из внедорожника и тут же, начавший меня обнимать и орать прям в ухо что-то дружелюбное.
Возраст мужика было трудно определить. Что-то между тридцатью и полтинником. Комплекцией он напоминал перекачанный мешок с картошкой, а цветом кожи — молочного поросёнка. Одет был Зеля так, как все одевались двадцать лет назад. Причём за эти самые двадцать лет одежда, ничуть не износилась.
Я всё ещё не мог поверить, что человек, который с трудом может написать слово из трёх букв без ошибок, ездит на такой машине.
— Зеля, это ты что ли? — наконец спросил я.
— Ну, а хто? Давай, садись, щас поедем, я тебя борщём накормлю! Знаешь, какой я борщ вкусный готовлю? Пальчики оближешь! — Зеля опять посмотрел на меня с восторгом. — Колька приехал! Это ж нада! Ну, давай, поехали скорее!
По дороге домой, Зеля с величайшим упоением рассказывал о том, как его тронуло моё творчество, а я с ужасом наблюдал, как ландшафт вокруг становится всё больше похожим на постапокалиптическое кино. Видимо, жизнь в больших и привлекательных городах сделала из меня пижона. Я совсем забыл о том, что можно жить без центрального отопления, а зимой топить печку углём и дровами. Что мыться можно не в душе, а в десятилитровом тазике, подогрев воду на печке. Что туалет в доме исключительно для праздников, а свои дела нужно делать на улице в месте, где... пожалуй, я воздержусь. У нас всё же праздничный рассказ.
Дом Зелебобы находился в самом конце посёлка и в этом была особая стратегия. Для того, чтоб туда добраться, нужно было проехать по главной улице. Люди, сидевшие у своих домов на лавочках и за столиками, каждый раз с интересом наблюдали за автомобилем Зелебобстера, одобрительно кивали и поучительно рассказывали что-то детям, если таковые были рядом. Было видно, что Зелю любили. Интересно, за что? Неужели, он меценат?
Мы подъехали к дому, напоминающему феодальной замок после длительной осады, только в пропорции 1:5. Больше всего у меня удивили узкие окна, больше похожие на бойницы, из которых стреляют лучники.
— Ну, вот и приехали, выходи! — опять запрыгал вокруг машины никак не успокоящийся Зелебоба.
— Чего ты, так радуешься, я не пойму? — спросил я, стараясь быть как можно тактичнее. — Я уже стесняюсь немного.
— Да ты чо! Колямба! — Зеля с любовью пихнул меня в плечо так, что глаз чуть не выпал. — Чувствуй себя как дома! Пошли, буду кормить! Только подожди, я Спайка привяжу, он у меня чужих не любит.
Отворив огромные, под три метра ворота, Зелебобстер привязал и загнал в будку такого же огромного, как и он сам ротвейлера, и только потом пригласил во двор.
Во дворе у Зели было всё. Вот самое интересное: бетономешалка, комплект огромных кастрюль, непонятный ржавый куб с ребром в метр и с маленькой дырочкой в боку, шесть пузатых телевизоров и один новый, плоский (все с дыркой в экранах), тринадцать советских утюгов и исполинская жёлтая утка, судя по всему, из парка аттракционов.
— Зеля, а нафиг тебе так много утюгов?
— А это мне Спайк приносит, когда я его выпускаю гулять. Каждый раз по утюгу. Раз трое суток не было, зато потом вот тот принес, представь?
Я посмотрел в сторону, куда показывал Зеля и обнаружил там четырнадцатый утюг «Tefal», почти новый, только с погрызанной ручкой.
— Афигеть, пёс! — удивился я. — А он что-то другое приносит или только утюги?
— Только утюги, — вздохнул Зеля. — Ну, и крыс ещё. Только он мне не даёт, он сам их жрёт. Целиком глотает, представь! А потом шерстью чихает, придурок!
Вдруг Зеля взял один из утюгов и швырнул в будку спайка, которая была чуть меньше средней ялтинской квартиры. Оставив ещё одну отметину на железной будке, утюг упал в десятилитровый тазик с кашей, а Спайк внутри жалобно завыл.
— Придурок, — уже ласково сказал Зеля.
— Ну, чё ты так с животными? — мне правда стало жалко Спайка. — Он охотник, ему положено.
— Придурок он! Ладно, пошли, пожрём.
Внутри дом Зелебобы был точь в точь такой же, как и снаружи. Всё было огромное, везде валялся самый разный хлам и немного настораживала неаккуратная проводка.
— Вот сюда давай, в кухню. У меня здесь «ремонт», — пригласил меня Зеля в одну из комнат, сделав особенный акцент на слове «ремонт».
Кухня действительно была красивой. Я бы даже сказал «дизайнерской». Хотя при ближайшем рассмотрении просматривались кривые стыки и прочие шероховатости. Но было сделано с душой. Как «для себя».
— Красиво, — довольно покачал головой я. — Кто делал?
— Сам! — гордо заявил Зеля, открыв стоящую на угольной печке десятилитровую кастрюлю. — Всегда хотел жрать, как белый человек. Ты садись-садись, не стесняйся. И тапки одень, у меня пол холодный. Чувствуешь, как пахнет, а?
Зеля смачно затянулся носом и воодушевлённо посмотрел на меня.
— Не. Я ж запахов не чувствую.
Зеля засмущался.
— Так это правда что-ли? Ух ты! Только ты не обижайся, — Зеля ещё больше засмущался. — Коль, а у тебя и глаз правда пластмассовый?
— Показать? — улыбнулся я.
— Не, не надо. Я шо-то боюсь. Ты садись, садись!
Я сел на красивый стул.
— Зеля, а почему у тебя только один стул?
Зеля немного задумался.
— А зачем мне два?
— А мы как будем есть? По очереди?
Зеля поморщил мощный лысый лоб и убежал в другую комнату, откуда вскоре вернулся с чисто советским табуретом, явно не вписывавшимся в интерьер.
— Я ж один живу. Гостей не вожу. Кого мне водить?
Вопрос был риторическим, поэтому отвечать я не стал и только сказал:.
— Так ты затворник что ли?
Зеля опять немного подумал.
— Да! За дворника, за плотника, за повара тоже! Всё сам, всё сам.
Последние слова были сказаны с небольшим сожалением, с которым обычно говорят про первую школьную любовь.
— А почему до сих пор не женился?
— Не на ком, — спокойно ответил Зеля. — У нас все девки пьют, а я убеждённый трезвенник. И для меня это важно очень.
— Что, прям все-все пьют?
— Все. Только одна есть. — И так розовый Зеля вдруг покраснел. — Хорошая очень.
— А она чем не подхоит?
— Так она-то подходит. Я не подхожу. Она такая… — Зеля мечтательно поднял глаза к потолку, — такая умная. Такая образованная. А я? Я ж читать толком не умею даже. Зачем я ей такой нужен?
Я стал похож на доброго учителя.
— Зеля, ты никогда не думал, почему борщ всегда едят с хлебом?
Вопрос мигом выгнал все романтические нотки из лысой головы Зелебобы.
— Ну, — Зеля немного застеснялся, — оно так прикольно в роте смешивается. Вкусно получается. А, шо?
— А то, что хлеб с хлебом и борщ с борщём не так вкусно, как хлеб с борщём.
Зеля с первого раза не понял, поэтому пришлось повторить ещё раз, только немного помедленнее. А потом ещё раз.
— Ну да. Борщ с хлебом, оно повкуснее будет. Только я не пойму, причём тут борщ и хлеб?
Я гыгыкнул.
— При том, что всё должно дополнять друг друга. Тогда получается гармония.
На осознание этой великой истины Зеле потребовалось ещё минут пять. Однако, чтоб зря не тратить время, он быстренько накрыл стол всеми лучшими яствами, которые можно достать в посёлке и поселковом сельпо. Это была свежая квашенная капуста, пирожки с картошкой, грибы трёх видов, жаренные кабачки, варёные яички и ещё много чего. Но королём стола был, конечно же, его величество Борщ. С большой буквы, да. Зеля точно знал, как его подавать: в идеально белых фарфоровых тарелках абсолютно красный и с большим шариком деревенской сметаны, в которой даже «ложка стоит», если верить рекламе.
— Ты пьёшь? — спросил Зеля. — Я не пью, но ради такого случая можно.
— Тоже не пью, но ты прав. Ради такого можно.
Зеля опять убежал куда-то, его долго не было, и вернулся он с небольшой старенькой кастрюлькой.
— Самогон, — отрекомендовал Зеля. — Собственного производства. Элитный. Литр такого получается с бочки обычного.
— Спирт что ли? — с опаской спросил я, пытаясь уловить носом пары.
Зеля рассмеялся.
— Не-не. В нём крепости немного. Не больше пятидесяти. Ну, может шестидесяти. Но ты такого ещё не пил точно.
Воодушевлённый собственными словами, Зеля широко улыбнулся и достал из пенала одну рюмку.
— А пить мы тоже по очереди будем? — опять улыбнулся я, хотя уже как-то перехотел пить.
— Не. Ты с рюмки, а я так тяпну, с корчика.
Пододвинув полную до краёв рюмку, Зеля взял кастрюльку в обе руки и торжественно произнес:
— Я очень рад, что ты ко мне приехал, Колямба! Давай, за тебя!
— И за тебя, — с опаской сказал я и, зажмурив глаза, выпил всё залпом.
Я не пью не потому, что очень убеждённый трезвенник или что-то такое. Просто я не могу пить дешёвый суррогат, который продают в магазинах и ларьках. Меня сразу от него тошнит и ничего кроме душевных и телесных страданий подобная выпивка моему организму не приносит. Однако с хорошим алкоголем, дело обстоит иначе. Честно говоря, хороший алкоголь я пробовал всего несколько раз в жизни, на закрытых банкетах, где тусовались сильные мира сего. Это было действительно хорошо. Но отдавать ползарплаты за бутылку нормальной водки меня всегда жаба душила.
— Зеля, это офигенно! — сказал я, переведя дух. — Джеку Дениэлсу до такого срать и срать. Ой, прости, что за столом. Но это правда, очень здорово! Тебе его нужно продавать!
— Не, — улыбнулся уже немного пьяненький Зелебоба, отставив пустую кастрюльку. — Это не для продажи. Это для себя.
— Ну, хорошо, — я начал жадно трескать борщ. — Так что там с той девочкой? Ты к ней уже подкатывал?
— Неее, ты шо?
— Что «ты шо»?
— Как я к ней подкачу?
— В кафе пригласи. Ну, или в кино.
— Я боюсь.
— Чего боишься?
— Кино боюсь, — стыдливо признался Зеля. — Я там никогда не был.
Я забыл сказать, что кроме детсадиков и оживлённых шахтёрских автобанов Зелебоба боялся посещать любые места общественного досуга и культурного развития.
— Ну, блин. Давай со мной вместе сходим? Я тебя отведу, всё покажу, всё расскажу. У меня, кстати, там администратор знакомый. Так что, всё будет по высшему разряду. А потом уже сам девочку свою пригласишь.
— Нет, — Зеля опять покраснел и сильно засмущался. — Я хотел, чтоб ты мне в другом помог.
— В чём?
— Я Ане сказал, что у меня есть знакомый фотограф, — от гордости Зеля засветился, — и что он её пофотографирует.
— Тоже Аня? — удивился я.
— Угу.
— Развелось, блин. Ну, а что? Я только «за». Она хоть симпатичная?
— Самая красивая из всех, шо я в жизни видел! Это, если взять тех, кто в интернете ещё.
— А фото есть?
— Угу. Она у меня в друзьях. Только ты и она. А у нас тут больше никого в «контакте» и нету.
Конечно, захотелось посмотреть, что ж там за Аня такая, что даже «красивее, чем в интернете», но самогон Зелебобы обладал не только приятным вкусом, но и способствовал пищеварению покруче всяких «Мезимов». Я прям чувствовал, что могу съесть в три раза больше, чем обычно. А такой возможности упустить я, конечно же, не мог. В итоге, мы сожрали всё и чуть не умерли от счастья.
— А теперь пошли твою Аню смотреть, — предложил я, и мы пошли смотреть Аню.
Ноутбук располагался во второй комнате замка Зелебобы, где был «ремонт». Огромная кровать, огромный телевизор, огромное крутящееся кресло и очень уютные тёмно-розовые обои по сто баксов за рулон.
— Зеля! Ты меня прости, я пьяный, но если бы я был бабой, я бы тебя тут сам изнасиловал. У тебя тут так секасно! Ваще круто!
— Ну, для себя ж делал! Смотри!
Я присел на аккуратно застеленную кровать и начал разглядывать фото зелебобской Ани. Не могу сказать, что она была такой уж красавицей. Ну, то есть она была определённо симпатичной (по крайней мере, на некоторых фотках), но что называется «на любителя». Таких ещё называют «провинциальными принцессами». Недлинные волосы молочного цвета до плеч, выразительные губы с тёмно-вишнёвым контуром, чистые голубые глаза с лёгкими серебристыми тенями и нарисованные брови, больше похожие на два тонких стебелька. В общем, самая обычная девочка.
— Зеля, а ты уверен, что это именно «та»? Может я не совсем понял, но у тебя по ходу всё серьёзно с ней. Или не серьёзно?
— Жениться хочу.
— Ого! Себя прям узнаю. А она в курсе?
— Конечно, нет! — Зеля опять покраснел. — Как же я ей скажу-то?
— Но вы ж общаетесь, да?
Зеля открыл рот и внимательно посмотрел на меня.
— Думаешь, она догадывается о моих чувствах?
Видели бы вы выражение лица Зелибобы и то, как он сказал «чувства» вы бы тоже заржали.
— Ну, они это чувствуют. Нет в мире такой девушки, которая не знает, что её любят.
— А чо она тогда ждёт?
— А что ей ещё делать? Нет. Давай не так. Что ты делаешь для того, чтоб женить её на себе?
— Ну, там, в гости приглашаю.
— То есть, и меня ты тоже замуж зовёшь? — Зеля не понял. — Ну, меня ты тоже в гости пригласил.
Зеля растерялся.
— Не знаю тогда.
— Вот и я не знаю. Нужно шо-то сделать. Давай, я её пофоткаю, а ты как раз признаешься. И я первое семейное фото сделаю вам. Романтично?
На пару секунд Зеля погрузился в романтические мечты.
— Не, я боюсь. Давай, ты ей как-нибудь намекнёшь на то, шо я её люблю?
— А может и предложение за тебя сделать?
— Гыы! — обрадовался Зеля.
— Не, Зель, ты извини, но тут только сам. Когда фоткаться будем? Давай прямо сейчас?
Не дождавшись ответа, я начал писать Ане с аккаунта Зелебобы.
— Привет! Есть чудесное предложение. Как на счёт пофотографироваться сегодня?
Аня была в сети и в окне диалогов почти сразу же появился карандашик, говорящий о том, что собеседник пишет сообщение. Через пару секунд карандашик исчез, а ещё через несколько опять появился. И так раз десять.
Аня ответила:
— Кто это??????
— Это фотограф.
Последовала серия ужасных контактовских смайлов с непонятными эмоциями, которые, на мой взгляд, тесно связаны с актами дефекации.
— У меня сегодня не получиться (10 000 скобок скорби). Я сегодня не могу!!!!!! Давай завтра?
— Нет. Можно только сегодня.
История с мигающим карандашом повторилась.
— Но я севодня не готова!
— От тебя ничего кроме тебя самой не требуется. Мы через полчаса заедем. Не опаздывай.
Медленно шевеля губами и морща лбом, Зеля дочитал и с ужасом посмотрел на меня. Наверное, он хотел что-то сказать, вслух, но не смог. Он говорил на понятном только самому Зелебобе языке. Нужно было его успокоить:
— Мужик, я знаю, ты переживаешь. Но просто доверься мне. Сегодня мы распутаем твой сложный душевный кризис.
— А, — Зелю поразил ужас, — А вдруг она скажет «нет»?
— И что?
Зеля почесал репу.
— Ну, я не знаю. Вдруг она будет считать, что я какой-то странный?
Я широко улыбнулся.
— Зеля, друг мой. Только не подумай, что я хочу тебя обидеть. Но ты и так странный. И поверь, более странным, чем сейчас, ты вряд ли уже будешь в глазах твоей ненаглядной Ани. И мы сейчас точно решим, она тоже боится или нагло тобой пользуется. Просто, если второй вариант, на неё обрушится мой праведный гнев.
— Не надо «гнев»! Она тогда вообще ко мне не придёт!
Я внимательно посмотрел Зеле в глаза.
— Зеля. Ты мне доверяешь?
Зеля сглотнул.
— Угу.
— Тогда доверяй без вопросов. Ты меня покормил, поэтому ты для меня теперь святой. Просто наблюдай и получай удовольствие. Готов? Ну? Давай, мой друг, собирайся! Нас ждут великие дела!
Со стороны моя короткая речь выглядела немного глупо, а может и не немного, но я смог воодушевить Зелебобу. Я совершенно не представлял, что и как буду делать. Я знал только одно: если ты делаешь глупые вещи с умным видом, то многие подумают, что ты делаешь умные вещи.
Мне потребовалось двадцать минут, чтоб убедить Зелебобстера не надевать старый шерстяной костюм и ещё пять, чтоб отговорить его брать французское шампанское, которое он хранил именно для такого случая.
Мы и так опаздывали, но я особо по этому поводу не переживал, так как знал, что любая Аня никогда в жизни не упустит возможность задержаться ещё хотя бы на пять минут. Фотографировать я тоже не особо планировал. То есть, планировал, но не надеялся на хорошие снимки. Так повелось, что для меня очень важен эмоциональный контакт с моделью. А чтоб его достичь, нужно либо долго общаться, либо чтоб она меня, хотя бы покормила. Да и не стоит передо мной сейчас цель шедевров настрелять, я должен спасти Зелю от этой Ани. Может быть, она на самом деле хороший человек, но если судить по рассказам и беглому осмотру анкеты, перед нами типичная девушка, которая сама не знает, чего хочет и этим самым незнанием, в полной мере упивается. Её статус красноречиво говорил: Право женщины — говорить больше, чем мужчина, а обязанность мужчины — делать больше, чем женщина. Даже если забыть о том, что неплохое место для рекламы используется совершенно бестолково, неужели это всё, что можно сказать миру? Написала бы «Продаётся ВАЗ 2109 1999 г.в.», в сто раз полезнее было бы. По её странице много интересных мальчишечек ошивается. Но нет, это не наш метод, мы — люди высокого полёта мысли. Что нам эти бренные житейские хлопоты?

Мы уже опаздывали на пятнадцать минут, а Зеля всё бегал и что-то искал. Я с любопытством ходил за ним и рассматривал остальные комнаты, игравшие роли то ли складов, то ли мусорников. Огромные горы хлама всей своей бесформенностью и неупорядоченностью создавали очень интересную инсталляцию, которую, я заочно обозвал «Внутренним Миром Зелебобы».
— Зель, а ты не хочешь её у себя пофоткать? У тебя тут атмосферно так, по-киберпанковски. Только пара фонарей нужна помощнее. У тебя, случайно, прожекторов нигде не завалялось?
Ничего не ответив, Зелебоба, бормоча себе что-то под нос, вытолкал меня на улицу, усадил в машину и мы поехали к Ане. На мои переживания по поводу нетрезвости за рулём, Зелебоба ответил тем, что совершенно не пьянеет, а конкретно в данной ситуации, даже если бы и пьянел, уже давно протрезвел бы от страха. Его действительно трясло, он постоянно что-то бубнил на зелебобском, а из-за красноты лица его можно было легко спутать с турецким светофором. То и дело, он придумывал какие-то глупые отмазки, постоянно пытался убежать и уговаривал всё отменить. Но мы, всё так же упорно, стояли под домом Ани.
Аня опаздывала уже на полчаса. Такого, к слову, себе не позволяла даже та Аня. Мы специально не звонили ей, так как наш звонок в её сознании сделал нас виноватыми и отвлекающими от сборов. А так она думала, что она, кулёма, всё никак не может собраться, а мы её героически ждём. Был ещё третий вариант: она просто смотрит кино и про нас совсем забыла, а к моей провокации отнеслась так, как нужно относиться к любым провокациям. Но это казалось маловероятным, так как Зеля, описывал меня грандиозным мастером светописи. В любом случае она нас не могла не заметить, так как вокруг зелебобского авто уже собрались дети и на них гавкали поселковые собаки.
Наконец, она вышла.
Спотыкаясь о булыжники, которые только в очень сильном приближении напоминали тротуар, Аня явила себя серому и угрюмому посёлку. Ради такого случая Аня облачилась в высокие чёрные сапоги на тонкой шпильке, какое-то странное багровое платье и нетёплую кожаную куртку. Макияж Ани говорил о том, что она собирается участвовать в боевых действиях. Жаль, только, она не подозревает, в каких.
— Привет! — поздоровалась Аня, когда я вышел из машины.
— Привет, привет, — прохладно ответил я, оценивающе смотря на свою новую модель.
Мне никогда не нравилась роль наглого зажравшегося сноба. Но для некоторых девушек только такое поведение вызывает уважение. Впрочем, как и для парней.
— Я не успела накраситься, — начала зачем-то оправдываться Аня, — Вы так позвонили быстро. Даже накраситься не успела.
Я ещё раз посмотрел на Аню как на неплохой кусок говядины.
— Так даже лучше. Очень аутентично будет смотреться с фоном.
Аня покраснела.
— А ты из Москвы, да? Тебя Коля зовут же?
— Коля, — задумчиво кивнул я, посмотрев сквозь Аню. — Коля. Нет. Я не из Москвы. Скверный скучный городишко. Разве там можно жить? Там же совсем нет моря. Там все только и живут, чтоб на море съездить летом.
— Аааа, — непонимающе, но как бы понимающе закивала Аня. — А мы вот в глубинке живём.
— Вижу.
— И моря у нас нет.
Меня безумно радовало то, что моей актёрской игре верят. Я был готов прыгать от счастья как ребёнок, но, увы, не мог позволить себе подобную роскошь. Нужно было быть сволочью.
— Ладно. — хмуро протянул я. — Нам нужно начинать. Скоро солнце будет под критическим углом и не пробьёт облачность. Нельзя терять времени.
— Да! — обрадовалась Аня, чувствовавшая себя явно не в своей тарелке.
Отправив Аню за зонтом (зонт в кадре — всегда хорошо), я залез обратно к Зеле. Он сидел так, как сидят на электрическом стуле заключённые, которых через минуту освободят от мирских тягот. Он побледнел и стал похожим на варёного кальмара, гладкого и влажного.
— Ты чё тут сидишь? Пошли с нами.
— Коля, я боюсь. Давай, я уеду, а ты тут всё сам пофоторафируешь и забудем совсем? Что-то я уже не хочу ни жениться, ни… ничего не хочу.
— Зеля! Дорогой мой! Я тебя прекрасно понимаю! Я не смогу сейчас тебе объяснить, в чём ты не прав. Ты только потом сам сможешь это понять. Сейчас у тебя есть два варианта, смотри. Либо ты остаёшься, гуляешь с нами и мучаешься сейчас, но недолго, либо ты уезжаешь с облегчением, но мучаешься потом, долго и ужасно. Выбирай.
— Я не знаю, — жалостливо посмотрел на меня Зеля.
— Подбрось монетку. Я всегда так поступаю, когда не знаю. О, как раз Аня выходит. Всё, давай, жду.
Я вышел из машины, сделав гораздо более дружелюбную физиономию.
— О, Зеля! — к машине подошла какая-то бабушка. — Подбрось до магазина, а? Ты ж туда?
— Садитесь, баба Саша! Конечно, подвезу.
Аня как раз вышла из калитки, когда Зеля разворачивался.
— Собаку забыл покормить, — отмазал товарища я.
— У него этот пёс странный, — начала диалог Аня. — Такой же, как хозяин.
— Почему? — искренне удивился я. — По-моему, он замечательный человек.
— Да нет, ты что? — Аня огляделась, чтоб убедиться, что никто не подслушивает. — Как думаешь, откуда у него такая дорогая машина? Не знаешь? А почему дом с трёхметровым забором?
— И почему же?
— Он наркотиками торгует, — прошептала Аня.
Я хихикнул. Потом ещё раз хихикнул. А потом начал ржать, как больной.
— Откуда такие сведения?
В тот же момент я увидел лохматый стог сена и не слушая Аню, подошёл поближе. Аня бежала сзади, неуклюже цокая каблуками по остаткам просёлочного асфальта.
— Вот тут мы и начнём. Становись в любую позу, а дальше я буду тебя направлять. А как ты относишься к Зеле вообще? Что он за человек?
Аня стала в глупую позу, которая казалась глупой только вживую. Снимок вышел довольно неплохой. Я даже удивился.
— Зеля странный очень. Он какой-то…
— Ты знаешь, что он хочет на тебе жениться?
От удивления Аня уронила зонтик в лужу, а сама, споткнувшись, упала на косматый стог.
— Как жениться?
— Ну, как женятся? Церковь там, ЗАГС, кольца, драка в конце. Как обычно. Что, правда не знала?
Аня удивлённо покачала головой и аккуратно взяла в руки грязный зонт.
— Я даже и не могла подумать, что он кого-то любить может. Это ж Зеля.
— А что «Зеля»?
Аня замялась.
— Ну, он такой, как бы сказать. Он ни с кем не дружит. Не общается. О нём все говорят, но никто толком ничего не знает.
— А что говорят?
— Разное. Спорят, откуда деньги. Все видели, как во двор к нему заезжает большой грузовик, а через час уезжает. И никто не знает, что в том грузовике.
— Скульптуры, — уверенно сказал я.
— Скульптуры? — удивилась Аня.
— Скульптуры, — ещё раз повторил я. — Зеля один из величайших скульпторов современности. Дадаисты начала прошлого века ему и в подмётки не годятся.
— Кто не годится?
— Дадаизм — это такое направление в скульптуре и живописи, когда из мусора делают инсталляции. Ну-ка, давай лицо посерьёзнее! Не забывай, что мы работаем, а не лясы точим!
Аня спохватилась и опять начала напоминать модель.
— Так он из мусора картины делает? — аккуратно спросила Аня, пытаясь находиться в образе.
На наш перформанс уже вышли посмотреть жители посёлка. Все лавочки в радиусе сотни метров были оккупированы бабушками и изредка дедушками. Кое-где бегали маленькие детки.
— Думаешь, как мы с ним познакомились? В Нью-Йорке, на выставке, посвящённой «неодадаизму».
— Зеля в Нью-Йорке? — удивилась Аня. — Он же из дома боится выходить! Никогда бы не подумала.
Я понял, что ступил и пришлось немного погонять Аню по позам, чтоб придумать объяснение.
— Его усыпили, и как больного, в Нью-Йорк перевезли. Ох уж эти художники! Кстати, это было частью инсталляции. Представь, он просыпается, а на него вся мировая общественность пялится. Там даже Жан Батист Паскаль был, представляешь?
— Паскаль, — попыталась вспомнить Аня, а потом закокетничала. — А что, он правда меня любит?
Я с трудом сдержал улыбку.
— Он мне говорил, что только ты его вдохновляешь на творчество. Ты его муза.
— А как я могу быть музой, если мы почти не видимся? Я к нему только изредка захожу. Раз в неделю там, ну, может два.
— Художник должен быть голодным. Он живёт переживаниями о тебе. Он мне все уши прожужжал про то, как на последней своей скульптуре выложит солёными огурцами «АНЕ» и перережет себе вены.
— Госпади! — воскликнула Аня.
— Да-да, согласен. Это божественно. Кровь и огурцы — это настолько контрастно, что даже корейские телевизоры так не могут.
— Да ты что? Он, правда, себе вены порезать хочет?
— А что ты удивляешься? Художник не может быть счастливым. Все его работы — это квинтэссенция ненависти к себе. Он себя ненавидит.
— Почему? — уже с жалостью спросила Аня.
— Потому что хочет быть с тобой. Но боится тебя обрекать на страдания. Ведь жить с художником ещё хуже, чем быть художником.
— Бедненький.
Аня сделала тупое лицо и я, уловив момент, начал делать серии, когда фотоаппарат сообщил «Нет свободного места на карте».
— Да. Согласился я. Мне хорошо, я писатель. Я хоть с людьми общаться могу. А он не может. Ему нужен проводник в мир.
— Проводник?
— Понимаешь, художники по своей натуре очень хрупкие люди. И пускай снаружи они кажутся бесчувственными и грубыми, это очень тонкие люди. С тонкой душевной организацией. Художники не могут выживать в этом мире. Так и Зеля. Я ж как раз приехал сфотографировать его последнюю скульптуру. Ну и скорую вызвать там, труповозку.
— Как труповозку? — от страха Аню начало трясти.
— Ну, сейчас, пока мы тут фотографируемся, Зеля выкладывает свои огурцы в нужной последовательности и… не буду ж я смотреть, как он себя убивает. Мне гораздо интереснее с тобой тут гулять. О! Смотри, какой красивый забор!
— Коля, ты что, прикалываешься? Не шути так! Это не смешно! — истерично завопила Аня.
— Ну, что ты переживаешь? — отмахнулся я. — Это нормально. Любой уважающий себя художник должен погибнуть подобным образом. Обычно от передозировки во сне, но Зеля наркотики не приемлет. Я не уверен, но мне почему-то кажется, что в предсмертной записке он напишет что-то вроде: «похороните меня с моей кастрюлей борща». Он такой борщ классный сварил, кстати. Прикинь, несут гроб, а за гробом кастрюлю борща! И все плачут. И не понятно: им борщ жалко или Зелю. Очень хороший борщ! Очень!
Я расхохотался.
— Ты дурак, Коля. Такими вещами не шутят.
— Да кто шутит! Ты что? Просто я не из тех людей, кто не видит смысла убиваться из-за чьей-то смерти. Вот ты бы хотела, чтоб на твоих похоронах плакали?
— Никогда не думала о своих похоронах, — сконфузилась Аня. — Но, наверное, да. Что ж это за похороны, если никто не плачет?
— Ну, скорбь об утрате — это понятно. Но вот знаешь, это совершенно бесполезно. Всё равно, человека не вернёшь. Я считаю, что во всём должен быть смысл. У меня был просто гениальный дед. Просто уникальный. Так вот, на его похоронах я познакомился со многими своими родственниками, о которых даже и не подозревал, которые в итоге сильно повлияли на мою жизнь лучшим образом. Даже умерев, мой дед сделал что-то хорошее. Я считаю, что это прекрасно.
— А если у матери ребёнок умер? — спросила со злостью Аня.
— Мы сейчас не о вопросах морали говорим. И, если бы ты верила в то, что защищаешь, то хотя бы позвонила Зеле и сказала ему на прощание что-то хорошее. Думаю, ему было бы приятно.
Трясущимися руками Аня начала доставать телефон и попыталась набрать номер.
— Блин, у меня деньги кончились.
— На, с моего позвони. Только ни в коем случае не говори ему ничего про… ну, про это всё. Зеля не позер. Он тонкая натура. Это очень личное. Если он узнает, что я про него что-то рассказал, он во мне разочаруется и под огуречной надписью «АНЕ» выложит гайками «Коля казёл!». Оно мне надо? Просто говори о чём-то отвлечённом.
Аня почему-то перехотела говорить, но взяла айфон, на котором уже шёл вызов.
— Алё? Зеля? Это Аня, да. Чё делаешь? Занят? А чем занят? Секрет? — Аня нервно посмотрела вокруг. — А можно мы к тебе в гости с Колей придём? А то мы уже замёрзли. Ну да, чаю попьём вместе, пообщаемся. Да, ставь чайник.
— Ну как? — поинтересовался я.
Аня серьёзно посмотрела на меня.
— Коля, скажи, ты надо мной сейчас издевался? Скажи, что пошутил.
— Да, я всё придумал, — спокойно признался я. — Кроме одного. Он тебя действительно любит. И ты ему нужна.
Я думал, что последняя фраза растопит Анино сердце, но вместо того, чтоб таять, Аня начала бить меня зонтиком по голове.
— Ты дурак! Ты думаешь, что говоришь! Разве так можно?
— Ну, что ты делаешь? Он же грязный! Всё пальто запачкаешь!
Меня били минуть пять. Бабушки, сидящие рядом гоготали и хлопали.
— Всё, успокоилась? — отдышался я.
— Ну ты и п… подлец! И Зеля твой…
— Зеля ни при чём! — защитил товарища я. — Он вообще не в курсе. Он просто попросил, чтоб я тебя пофотографировал. Хотел тебе приятное сделать. Если бы он не стеснялся, он бы тебя уже подарками завалил. Но мне его так жалко, честно. Я просто себя вижу в нём. Если у него нет шансов, то возьми на себя смелость, поговори с ним, чтоб он не мучился. Если есть шансы — просто намекни ему об этом.
— Ну, а как я скажу, что у него нету шансов? «Зеля, прости, но у тебя нет шансов»?
— А почему это у него нет шансов? — возмутился я.
— Ну, а как встречаться с таким человеком? Он же с трудом читать умеет. Ты видел, как он пишет? Я сразу поняла, что то не он писал, когда ты мне писал.
— А десять минут назад ты верила, что он участвовал в нью-йоркской выставке современного искусства, — съехидничал я. — Мне кажется, что ты гораздо хуже жена, чем он муж.
— Почему это? — начала злиться Аня.
— А что в тебе хорошего?
— Я… — задумалась Аня. — Я красивая.
— И что?
— Как что? Думаешь, просто следить за собой постоянно?
Мне вспомнилась одна хорошая знакомая, которая позволяет съесть себе за неделю только полбанана, потому что бананы очень калорийные. Вот та действительно молодец. Но играть на контрастах я не стал.
— Во-первых, в нормальном животном мире пёстрым всегда является самец. Самочки серенькие и неприметные. Это противоречит природе. Но хорошо, предположим, ты красивая. Даже не так. Ты привлекательная. Ты можешь привлечь внимание. Как конфета. У тебя красивая обёртка и тебя сразу хочется, ещё не попробовав. Но что будет, если конфету развернуть? Что внутри? Какой у тебя вкус и сколько в тебе витамина B12? Красота через месяц примелькается. Чем ты можешь быть полезна в семейной жизни, например? Или ты хочешь быть только красивой? Чтоб тобой хвастались, как вещью?
— Ну, я же не дура! Ты говоришь так, как будто я, полная дура.
— Во-первых, не как будто. Так и есть. Ты живёшь с Зелей в одном посёлке уже сколько лет, но ничего о нём не знаешь. Ни про его чувства, ни про то, чем он занимается. Мне хватило пяти минут, чтоб догадаться.
— И чем же он занимается?
— Зачем мне говорить? Мы не о том вообще. Мы говорим о твоих тактико-технических характеристиках в роли жены. Чем ты ещё можешь похвастаться, кроме того, что красивая и глупая?
— Я не глупая!
— Ну, как это не глупая? Посмотри на свои брови. Какой нормальный человек себе такие брови тонкие сделает? Ладно, если нарисовать, но татуаж! Это ж на пять лет! Минимум!
— Я не знала, что так получится! — Аня начала немного хныкать. — Мне сразу понравилось, а потом уже поздно было. Что я сделаю, если…
— Ты глупая.
— Нет, я не глупая! Я НЕ ГЛУПАЯ!
— Умные люди не кричат на весь посёлок, что они «не глупые».
Аня вдруг поняла, что является объектом внимания доброй сотни односельчан. Наблюдали с лавочек, со дворов, из окон. Один дед даже через бинокль.
Не выдержав напряжения, Аня начала реветь. И хоть я именно этого и добивался, мне стало ужасно стыдно. Терпеть не могу, когда девушки плачут. Но не доводить их тоже не могу.
— Ну, не плачь, Ань. Я совсем не хотел тебя обидеть.
— Ты прав! — хлюпала Аня. — Я дура! Круглая дура! И у меня ничего не получается. Я стараюсь, а ничего не получается.
— Что у тебя не получается?
— Ничего не получается! Я же сказала!
— Тихо, тихо, — начал успокаивать я, но Аню уже несло.
— И с этими бровями! Знаешь, как каждое утро смотреть в зеркало и видеть их? С меня все девочки в группе смеются.
— Да нормальные брови. Просто так уже не делают.
— Ты так говоришь, чтоб меня успокоить, — сказала Аня хриплым обиженным голосом.
— Я говорю это, как администратор студии дизайна бровей. Я, когда жил в Киеве, работал в центре по дизайну бровей. И кое-что в этом соображаю. И я тебе говорю, как специалист, что это просто не модно. Лет десять назад все от этого пищали. Сейчас, кстати, ещё хуже. Рисуют брови, похожие на бумеранги. Жирные такие, чёрные. Совершенно неестественные. Ты хотя бы на принцессу из мультика похожа, а современные красавицы на Лёню Брежнева.
Аня не знала, кто такой Лёня Брежнев, но мой монолог, посвящённый искусственным бровям, тронул её тонкую (как и брови) душу до самых недр. Она зачем-то обняла меня и бабушки на скамейках опять одобрительно захлопали.
— Коль, а какая я конфета, по-твоему?
— Чего?
— Ну, ты сказал, что я обёртка только. Но и в середине что-то ведь должно быть.
— Ну, ты от меня таких откровений требуешь, я даже не знаю. Мы с тобой полчаса знакомы.
— А Зеля тогда какая конфета?
— Грильяж, — твёрдо сказал я. — Чтоб его распробовать, нужно очень долго сосать. А если не сосать, он больше на кирпич похож.
Аня почему-то странно посмотрела на меня.
— А ты тогда какая конфета?
— Я конфета из коробки, — гордо сказал я.
— Как это?
— У меня нет обёртки. Я то, что я есть. И я привлекаю людей именно тем, чем являюсь на самом деле. Я называю это «харизмой».
— А у тебя девушка есть?
— Нет.
— Почему?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ну, скажи. Сложно, что ли?
— Нет. Просто, наверное, ещё не нашлось такой, которая захочет меня именно такого.
— Так ты вообще ни с кем, не встречаешься что ли?
— Ну.
— И что, не хочется?
— Ты что, клеишь меня?
— Нет, ну, просто странно. Мне кажется, ты любую девочку закадрил бы за пять минут.
— Это ты на собственный опыт опираешься? — Аня не ответила, только смущённо улыбнулась. — Мы тут не за этим собрались. Ты мне вот сейчас глядя в глаза… смотри мне в глаза! Вот так. Ты скажи: он тебе совсем не интересен? Только перед ответом прикинь: у него огромный потенциал. Он нуждается в огранке, нуждается в человеке, который будет его направлять. Даже если это человек будет с такими дурацкими бровями. — Аня дала мне зонтиком по заднице. — И я это говорю авторитетно, как великий писатель. Ты говоришь, что он читать не умеет. Так ему просто хорошего чтива не попадалось. Он моих рассказов уже страниц семьсот прочитал. И мне кажется, что ты будешь для него идеальной парой.
— Почему? — кокетливо спросила Аня. — У меня же только обёртка, а внутри ничего нету.
— Всё верно, — кивнул я. — Он в тебе разочаруется, вскоре разочаруется во всех женщинах и не будет фигнёй страдать. Что смотришь? Любовь — это как опухоль мозга, которая давит на центр наслаждений. Она совершенно бессмысленна и беспощадна. Заставляет делать глупые и необдуманные поступки, причём, ты от этого получаешь удовольствие. И в этом и есть весь ужас любви. Вот говорят «разбить сердце». Что такое «разбить сердце»? — Аня хотела ответить, но я её перебил. — Это когда ты больше не способен наслаждаться своим идиотизмом, но и мыслить как нормальный человек, ты пока тоже не в состоянии. И вот это состояние беспомощности, как раз и угнетает. Большинство по-настоящему влюблённых, а не тех, кто хочет под юбку залезть, представляют из себя довольно жалкое зрелище. Ещё скажи, что я не прав. А была бы любовь чем-то хорошим, таких тяжёлых последствий после неё никогда бы не было.
Аня посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ты даже сам себе не веришь. Ты, я думаю, просто обжёгся раз и пытаешься себя хоть как-то оправдать. Или защитить.
Я и не думал соглашаться на такой примитивный аргумент, но пришлось. Было нужно сделать так, чтоб Аня почувствовала в себе силу и вдохновилась этим.
— На самом деле, да. Я за месяц пережил аж три расставания. Первое очень болезненное, второе так себе, а третье уже вполне терпимое. И, наверное, мне так просто проще будет. Вот и Зеле я хочу помочь, потому что понимаю, как он мучится.
— Ну, а что, — прикинула Аня, — он странный, но забавный. У него хорошая машина. Почему бы и нет?

Через полчаса мы сидели у Зели и пили чай.
Аня, нагло и развратно глядела в глаза своему новому кавалеру, рассказывала какие-то глупости, а тот кивал с открытым ртом и смеялся, если понимал, что нужно смеяться. Хороший парень же был, жалко. Хотя, с другой стороны, ему нужен был близкий человек и я даже рад, что им оказалась Аня. Не смотря на всю свою женскую сущность, она оказалась очень человечной и отзывчивой. И похотливой. Мне даже приходилось периодически напоминать моим друзьям о том, что здесь дети, и что неплохо бы вести себя поскромнее. Вообще обидно то, что любая красивая девка может соблазнить мужика за десять минут, а нам, мужикам приходится добиваться минимум неделю, и то, если сильно повезёт. А бывает, что пару лет. А бывает, что и не пару. Ну, а потом после разрыва отходить столько же.
— Аня, а ты меня в кино сводишь? — мечтательно спрашивал Зеля.
— Свожу, — одобрительно кивала Аня.
— А в универмаг? — всё больше погружался в мечты Зеля.
— И в универмаг свожу, — по-отечески заботливо сказала Аня.
Зеля растаял в улыбке, которая на зелебобском означала «Я самый счастливый человек на свете».
На мгновение я тоже захотел быть влюблённым идиотом.

Да, у них разница в возрасте. Да, у них совершенно разные взгляды на жизнь. Но они вместе и им хорошо. Наверное, я им завидую. Особенно Зеле. Почему у него есть друг вроде меня, а у меня нет?

Николай Хлевицкий aka deathmetall © 2014
0
Комментарии 0 Просмотров 4.5K

Внимание! Комментарии нарушающие правила сайта, будут удалены

Войти через:
Odnoklassniki Yandex