Во времена моего детства, повально увлеченные «футбиком» мальчишки с утра до вечера гоняли мяч, устраивая матчи между дворами. Причем настоящий футбольный мяч очень ценился и считался большой редкостью. Обладатель же оного пользовался уважением всех ребят и обязательно был «нападающим» во всех играх.
В каждом дворе традиционно находился и мерзкий жилец, недовольный детскими играми. В нашем это был дядя–Юра, который орал на нас, поливал с балкона водой и однажды, (о ужас!) совершил непоправимое — отобрал и изрезал ножом наш единственный футбольный мячик!
Советом мальчишек двух дворов был вынесен приговор — страшно отомстить фашистскому пидорасу дяде–Юре! К тонкой пластиковой трубочке, найденной на помойке станции переливания крови, которая находилась недалеко от нашего двора, мы приладили с помощью изоляционной ленты и пластилина воронку — инструментарий для воплощения в жизнь коварного плана мести был готов!
Меня поставили «на шухер». Воровато озираясь, Дима проворно поднялся на второй этаж и ловко просунул тонкий кончик трубочки в замочную скважину двери дяди–Юры. Я чувствовал себя советским партизаном, пробравшимся на оккупированную фашистами территорию с заданием ни как не меньше чем, ну например, взрыв моста. Пока Дима наверху ссал в воронку, моё сердце колотилось и, казалось готово было выпрыгнуть из груди каждый раз, когда кто–то проходил мимо подъезда.
Это продолжалось всю неделю. Ежедневно, возвращаясь с работы, мудак–дядя–Юра с удивлением обнаруживал, что в прихожей его закрытой квартиры кто–то нассал! Мы торжествовали, упиваясь местью. А потом нас поймал сосед дяди–Юры. Случился скандал. Ссать в его квартиру нам запретили.
В каждом дворе традиционно находился и мерзкий жилец, недовольный детскими играми. В нашем это был дядя–Юра, который орал на нас, поливал с балкона водой и однажды, (о ужас!) совершил непоправимое — отобрал и изрезал ножом наш единственный футбольный мячик!
Советом мальчишек двух дворов был вынесен приговор — страшно отомстить фашистскому пидорасу дяде–Юре! К тонкой пластиковой трубочке, найденной на помойке станции переливания крови, которая находилась недалеко от нашего двора, мы приладили с помощью изоляционной ленты и пластилина воронку — инструментарий для воплощения в жизнь коварного плана мести был готов!
Меня поставили «на шухер». Воровато озираясь, Дима проворно поднялся на второй этаж и ловко просунул тонкий кончик трубочки в замочную скважину двери дяди–Юры. Я чувствовал себя советским партизаном, пробравшимся на оккупированную фашистами территорию с заданием ни как не меньше чем, ну например, взрыв моста. Пока Дима наверху ссал в воронку, моё сердце колотилось и, казалось готово было выпрыгнуть из груди каждый раз, когда кто–то проходил мимо подъезда.
Это продолжалось всю неделю. Ежедневно, возвращаясь с работы, мудак–дядя–Юра с удивлением обнаруживал, что в прихожей его закрытой квартиры кто–то нассал! Мы торжествовали, упиваясь местью. А потом нас поймал сосед дяди–Юры. Случился скандал. Ссать в его квартиру нам запретили.
