Мы встречались с ней четыре года. Иногда возникали какие-то ссоры на пустом месте. Кажется, у всех бывает, ничего особенного. Но в какой-то момент я стал всё чаще вспоминать тот эксперимент с лягушкой, которой постепенно нагревают воду, а она успевает привыкнуть к повышению температуры быстрее, чем понимает, что варится живьём.
Самая дичь началась, когда я перебрался в её квартиру. Ко всему прочему, мы ещё и работали в одной компании, но в разных отделах и на разных этажах. В шесть утра вместе вставали, затем ехали в офис, потом вместе возвращались домой. Я не буду рассказывать, как нагнетались отношения, сразу перейду к сути.
Сначала она закатывала скандалы только по выходным. Я внезапно оказывался в чём-то виноват. Все мои объяснения и взывания к логике моментально искажались и перевирались.
Мне приходилось давать чуть ли не словарные определения слов, которые я употреблял, чтобы объяснить: я не имел в виду ничего иного, кроме того, что сказал. В последние два месяца наших отношений это стало происходить каждый вечер. И ей, в общем-то, было насрать, нужно ли мне писать курсовик или, может быть, поспать хоть час перед очередным рабочим днём.
Она вырубала Wi-Fi, когда я искал материалы для курсача, и не давала включить интернет снова. Если я пытался добраться до роутера, она отталкивала меня, и никак нельзя было её обойти. Не получалось делать необходимые мне дела без драки. А так как мужчина не вправе ударить женщину, я отступал и сдавался.
Я пытался уйти из дому во время очередной ссоры. Она не дала мне одеться. Я готов был уже идти зимой в одних носках, лишь бы не участвовать в этом цирке. Она преградила мне путь и заклинила замок, чтобы я не мог выйти. Она не давала мне уйти с работы раньше неё, чтобы я не сбежал. И я не мог ничего сделать, потому что иначе была бы драка и я бы стал очередным «мужчиной, который бьёт женщину». Она на 100 % пользовалась тем, что я не позволял себе ударить её. Градус абсурда нарастал постепенно, и я всё больше понимал, в какую западню попал.
Однажды произошла совершенно безумная ночь. В очередной ссоре я отчётливо понял, что у меня просто больше нет сил отбиваться ни от словесных атак, ни от физических. Я очень давно не спал, а она, казалось, будто только становится бодрее. Я поражаюсь до сих пор, откуда у неё бралось столько сил. Я решил просто молчать, потому что любое моё слово превращалось в повод для претензии. Абсолютно любое.
Ушёл спать на кухню. Она пришла, отобрала всё постельное бельё. Я делал вид, что ничего не происходит. Знал, что любое действие с моей стороны только вызовет новый шквал обвинений непонятно в чём. Было прохладно, но терпимо. Она не сдалась — начала давить мне на глаза, зажимать нос и рот. Когда я понял, что она, кажется, не отдаёт себе отчёта в том, что может правда меня задушить, я стал слюнявить ей руку, которой она зажимала мне рот. Это подействовало, она отпустила. Но потом снова и снова приходила на кухню и стаскивала меня с дивана на пол. Потом я просто перестал забираться на диван. Она опять пыталась меня душить, садилась сверху — в общем, делала всё, чтобы я не мог отдохнуть.
Она хотела, чтобы я продолжал с ней говорить. А я молчал.
Если пересказывать всё, что тогда произошло, хватит на небольшой рассказ. Утром я стоял с пробитой насквозь губой и разбитой головой, но по-прежнему хранил молчание. Она позвонила своему другу и сказала, что я её ударил. «Что ты, блять, делаешь, дура?» — пронеслось в моей голове. Ведь это она меня душила, это она мне выдавливала глаза, это она мне пробила губу, это я лежал на полу в прихожей, пытаясь хоть немного поспать, а друзьям она говорит, что я ударил её!
Я понял, что мне уже нечего терять. Представлял, как ко мне приходит её отец и отбивает яйца или как меня забирают в полицию и судят за домашнее насилие. Пусть сочиняет что угодно.
Она положила телефон и передала мне слова своего друга о том, что меня надо отпиздить. И говорила это так, будто я на самом деле её бил.
Я давно убедился, что она живёт не в реальном мире. Реальностью для неё становилось то, в чём она убеждала себя и других.
Месяц ушёл на то, чтобы подготовиться к побегу.
Пришлось изобразить, будто отношения наладились, чтобы она расслабилась и перестала меня караулить. И однажды я вернулся домой на полчаса раньше неё, с отдельной копией ключей.
Я не пытался попросить о помощи родителей — не хотел рассказывать им эту позорную историю. Ещё больше было стыдно перед друзьями. Никто не знал, что происходит у нас дома. Для других мы выглядели очень милой парой, никто и представить не мог, что мы когда-нибудь расстанемся. Я сам не верил, что так может быть.
Тем более никто бы не поверил в то, какое безумие она творила. Зато одного предложения было достаточно, чтобы её друзья поверили: тихий парень, которого никто никогда не видел даже раздражённым, дома бьёт её. Где это видано, чтобы мужчина был жертвой домашнего насилия? Это же абсурд! А если и так, то он тряпка и сам виноват.
Но вот у меня появился шанс. Я один дома, и, может быть, ей не удастся меня засечь. Я впихнул самое необходимое в рюкзак и поехал.
Я не первый раз уходил. Попытки были ещё до того, как наши отношения превратились в триллер. Тогда всё вписывалось в рамки «обычных ссор». Но каждый раз ей удавалось убедить меня, что она стала другой, и я начинал чувствовать себя таким жестоким, будто котят душу голыми руками. И я возвращался, всё опять выглядело хорошо и очень мило, может быть, несколько месяцев.
У неё была жуткая способность, не имея возможности увидеть меня лично, совершать сотни звонков. Я не мог от них отделаться. <...> Говоришь в трубку бред, подносишь телефон к колонке — не важно. Тогда я придумал снимать трубку и просто класть телефон в карман. Она пыталась сказать что-то, но я просто не слышал её слов. Я отдыхал от жужжания телефона, пока она не убеждалась, что зря тратит время, и не перезванивала.
В этот раз началось в точности то же самое. Сначала я соврал ей, что просто уехал на выходные — отдохнуть от этой ситуации. Парадоксально: она не хотела признавать, что измучила меня, но при этом прекрасно понимала, почему я убежал. Когда она разула глаза и стала подозревать, что возвращаться я не собираюсь, хоть и оставил у неё почти все свои вещи, то начала атаковать меня звонками. На выходных она звонила, а в будние дни приходила в мой кабинет, стояла над душой, отвешивала пощёчины, вырывала из рук телефон, пыталась разжалобить. После одного из таких визитов коллега сказал мне: «Зачем ты с ней так? Она же любит тебя». Я не надеялся, что смогу ему объяснить, как обстоят дела на самом деле.
Мне начали писать её друзья. Например, парень её подруги — качок массой не меньше центнера и ростом под два метра — интересовался моей весовой категорией. Я не реагировал. Когда это не подействовало, она по телефону стала намекать, что собирается убить себя. Я написал смс её маме, и нелепо было, когда бывшая перезвонила мне и отругала за это, но тем не менее сочла мои действия за заботу.
Всё это время — помня о том, как она позвонила другу и наврала, что я ударил её, — я ждал, что однажды меня вызовут в суд. Шли месяцы, а она никак не могла угомониться. Я стал встречаться со своей нынешней женой. Когда бывшая узнала об этом, она пришла в мой кабинет и отчитала меня, будто мы всё ещё вместе и это была измена. В очередной раз отвесила мне пощёчин. Вскоре после этого я сменил работу. Не знаю, когда она наконец поверила, что я ушёл не для того, чтобы вернуться.
Наученный опытом предыдущих неудачных расставаний и вообще жизни с ней, я придумал тактику, как реагировать на её преследования. Понимал: что бы я ни сказал, как бы ни отреагировал на её действия, это будет обратной связью, которая стимулирует её продолжать. Мне нужно было экономить силы. Я всегда уставал от этого быстрее, чем она. Поэтому решил не реагировать.
Она звонит — я снимаю трубку и кладу телефон обратно в карман. Сработало: она стала звонить реже.
Друзья рассказывают о том, как она гуляла с ними. Я не комментирую никак.
Пишет в соцсетях — не добавляю в чёрный список, не отвечаю, не удаляюсь сам.
Это действовало, потому что она была помешана на том, чтобы ломать моё сопротивление, чтобы добиваться своего борьбой. Поэтому я не боролся, но и не сдавался.
Поначалу я чувствовал её внимание почти круглосуточно. Она использовала любые каналы. Потом отбросила самые прямые, потому что они не давали эффекта. Она тратила силы и не получала ничего. Со звонков каждые несколько минут она переключилась на звонки раз в месяц. Наконец, они прекратились на довольно долгое время, но через пару лет она опять позвонила.
Писала в соцсетях сначала тоже круглосуточно, потом всё реже и реже. Иногда присылала мне фотографии, где я с моей нынешней женой в путешествии где-нибудь в другой стране. Я просто удалял все входящие — так, чтобы мне просто не на что было ответить, даже если я вдруг сорвусь.
Когда она перестала атаковать меня со своего номера, звонки стали поступать с незнакомого. В трубке молчали.
Она пыталась затащить меня на сеансы к психологу, придумывала хитрые схемы встреч, чтобы мне кто-нибудь что-нибудь передал из вещей, которые я оставил.
Последнее прямое взаимодействие было, наверное, сразу после моей свадьбы. Она написала поздравление. Поскольку с нашего расставания прошло уже несколько лет, я подумал, что если добавлю её в чёрный список, то это уже не спровоцирует её на активность.
Через год-два после свадьбы мне написал друг и спросил, не хочу ли я забрать кое-какую вещь. Я понял, что он виделся с ней и она пыталась через него вернуть то, что я оставил при побеге.
Прошло уже почти шесть лет. У нас много общих знакомых, поэтому хотя бы раз в пару лет я что-нибудь о ней слышу, по-прежнему никак не реагирую и по-прежнему не верю, что она перестала за мной следить, хотя сейчас меня это совершенно не беспокоит.
