…Парень ты неплохой, только слишком вежливый. Смеешься? Говоришь, как же иначе, со стариками-то? Ну да, ну да… Хорошо тебя воспитали, это я уже всерьез. Жаль, не задержишься ты на этой работе, пенсию разносить – не для молодого парня. Это для нас, бабок, ну или для девчонок, что приехали большой город покорять – а он уже весь покорён, только и осталось, что на почту идти работать. Почту-то у нас не любят. Очереди, все стоят подолгу, гаджеты копеечные из Китая получают, опять же – рукавички, как всегда, почтальоны из посылки спёрли… Смеёшься. Значит, знаешь анекдот-то. А я рассказать хотела. Давай посидим минутку-другую, я тебе твою ошибку разъясню. Всё ж таки тебе до армии тут работать, а парень ты неплохой, дело хочешь честно делать.
Нет, тебе я и не предлагаю. Молодёжь нынче пошла… не курят, не пьют... А я подымлю. Ты на меня посмотри – такая бабка как я должна курить. Лучше папиросы, но я терпеть их не могу. Ещё с войны. Да не пучь ты глаза, не с той войны! Думаешь, у нас кроме Великой Отечественной войн было мало?
Так вот, почему я тебя слишком вежливым назвала. Хочешь знать? Алексей Палыч надеялся поскандалить. И когда он тебе начал выговаривать, что купюры все больно новые, видать – фальшивые, он это не от маразма. Поговорить ему хотелось. Поругаться немножко. Не со зла. От одиночества. А ты сразу извиняться, предложил деньги поменять… Не этого он хотел. Знает он, что деньги правильные. Он на Госзнаке работал. Поваром в столовой. Но всё равно, фальшивую купюру на раз отличит. Надо было с ним немножко поспорить. Поругаться. Не так, как я стала, ты всё-таки молодой, незнакомый. Вежливо. А потом уже дать ему другие купюры. Понял?
Пенсию людям разносить – это тебе не газеты в ящик сувать. Ты для этих стариков да инвалидов – собеседник. Редкий гость. Порой единственное лицо, что они за день видят. Почему они на карточку не хотят пенсию получать? Да потому, что ты пришёл – день интересный стал. Если ещё парой слов перекинешься, пошутишь, о здоровье спросишь… Дети? А что дети. Дети взрослые. Внуки взрослые. Правнукам неинтересно с ними. Хорошо, если бабка может ещё пирожков напечь, на пирожки и правнуки зайдут иногда… а так всё планшет да интернет…
Участок у меня большой, а стариков-то немного. Молодой участок. Вот в центре – там к вечеру ноги не держат, ещё и дома бывают без лифтов. А здесь всё молодёжь больше, лет по сорок… смейся, смейся. Это в семнадцать лет всем смешным кажется. Мы уже почти всё с тобой прошли, всё я тебе показала, одно только дело осталось, но тут надо духу набраться. Уж извини. Бабка снова покурит. Бабка старая, ей никто не указ. Вон там, кстати, я живу. В том доме, высоком. Второй подъезд, пятый этаж, квартира сорок шесть. Лифтов целых два. Через месяц туда мне пенсию принесёшь. Ты, кстати, с чем пирожки любишь? «Со всем» – не считается. Ладно, запомню, если склероз не одолеет. К обеду мне пенсию приноси, чаю попьёшь с пирожками… Ты спрашивай, я ведь вижу, хочешь спросить что-то. Не стесняйся. Ты теперь почтальон, а у нас своё тайное братство, я тебя ещё знакам секретным научу… Ой, ты бы сейчас себя видел! Шучу я, шучу. Нервничаю, потому и шучу. Ну, спрашивай.
Почему так девочка смотрела… Маленькая, вот и смотрит. Мы же не пенсию принесли. Мама ей не говорит «алименты», мама говорит «денежки от папы». Она прошлый год спрашивала «а папа сам не придёт»? Теперь перестала. Но выходит и смотрит. Вот почему мама её не хочет на карточку денежки, почему приносить просит, не знаю. Может для того, чтобы девочка выходила и смотрела. Вот так вот…
Последняя? Да, последняя пенсия осталась. Это Екатерины Герасимовны. Она учительницей была, долго на пенсию не уходила, потом ушли. Ну как ушли, так почти сразу… и года не прошло. Забывать всё стала, по утрам выходила – и в школу… её иногда назад отводили, а иногда у забора стояла до вечера. Екатерина Герасимовна вчера умерла.
Ну и что? Умерла, да. Информация неофициальная, надо понимать. Поэтому пенсия выписана, надо идти. Вот этот дом. Восьмой этаж. Пойдём, потихоньку.
Да, точно. Вчера вечером скорая приезжала.
Нет, надо идти. Сам поймешь, надо. Это недолго.
Звони, так положено. Никого там нет. Родственники с утра были, рылись в пожитках, вдруг что ценное у бабки. Ну это правильно, нечего так кривиться. Ей уже не нужно. А им жить. И хоронить. Она скромно жила, может, что и отложила на похороны.
Ещё раз звони. Положено.
Ну вот, никого. Убедились. А теперь пешком, хорошо, что на восьмом жила, а дом девятиэтажный, у меня вот хуже – этаж пятый, дом в восемнадцать этажей… Нет! Вверх, вверх идём. Пешком. Тут только пешком можно. Да, уверена. Почти. Идём. Нет, нам не к соседям, нам на крышу.
Ну конечно замок! Сейчас везде замки. Может и правильно, а то ребятишки любят по крышам лазать. Видишь – открыт. Нет тут ничего странного. Если б не дай Бог в подвал… тоже открыто было бы.
Давай, лезь первым. Нечего тебе старухе под юбки заглядывать. Лезь, не оглядывайся. Нам недолго. Ох, как колени-то болят от этих лестниц, зачем я дура старая… Не стой ты столбом. Подвинься.
Ну что ты стоишь-то, рот разинул? Да, это машина. Да, старая. Как я. Москвич четырёхсотый. «Почта СССР» Раритет? Нет, просто рухлядь. Как я. Почему водителя нет? А ты часто на крышах машины с водителем видишь? То, что он в воздухе висит, крыши не касается – тебя не смущает?
Ничего. Ничего-ничего. Ты ведь даже не упал, и не убежал. Так, зашатался малость. Нечего извиняться. Нам туда. Нам съездить надо. Пенсию отвезти. Ты понимаешь, там, конечно, деньги им не нужны. Только старики – они не сразу это понимают. Видать, нельзя им сразу в разум прийти, или в то, что там у них заместо разума… Нервничают они, пугаются. Пенсию ждут. Этот день-то все они ждут, все помнят. Я потому с тобой и вышла, ты для неё человек незнакомый… Не бойся. Мы быстро съездим и вернёмся.
Нет. Ничего ты не запомнишь. Вот как будем садиться в машину и как выходить – это останется. И всё. А деньги – они никуда не денутся, их потом сдадим, как положено. Их родные и близкие заберут, так по закону. Нет. Ничегошеньки. Только ходить будешь… странно. И улыбаться весь день. Потом пройдёт. Ты не жалей, что не запомнишь. Иначе бы запомнил, и как в подвал спускаться… а этого не надо, поверь, не надо.
Садись. Ты парень хороший, привыкнешь. А вот я на пятом живу, а дом в восемнадцать этажей, ты уж извини.
Ну, поехали…
Сергей Лукьяненко
