Впервые «живого» гипнотизёра я увидел ещё восьмиклассником, когда зимой 1978-го года в нашей школе появился Юрий Горный. Выступление было полуподпольным, причём сначала его почему-то делать запретили, а после — тоже неизвестно почему — разрешили. Наверное, туго там было с финансовым вопросом, но потом всё удалось как-то утрясти, подмазать и устаканить. В то время многие артисты гастролировали по стране, производя учёт концертов, билетов и зрителей не совсем законно, а то и выступая вовсе нелегально.
Актовый зал трещал по швам: поглазеть на нечто странное и полузапретное собралась чуть ли не вся школа. Для экономии места длинные сидения убрали в конец помещения и поставили друг на друга. Немногие счастливчики восседали на подоконниках, остальные стояли вплотную, плечом к плечу. Ощущение было не из приятных — как у барана в стаде себе подобных. Неудивительно, что предстоящее мероприятие мне не понравилось ещё до его начала. Да и ко всякого рода фокусам я тогда был настроен скептически — возможно, просто из-за подросткового желания всему противоречить.
Выступление Горного — с его быстрым счётом и точным повторением увиденных в течение пяти секунд двух десятков различных цифр и прочими эффектными математическими трюками — не тронуло, несмотря на то, что зал то и дело захлёбывался аплодисментами. Помнится, что в уме артист спокойно и шустро складывал, вычитал, умножал, делил, извлекал корень и возводил в степень пятизначные числа. Думаю, что модные сейчас курсы ментальной арифметики даже близко не стоят к той сложности и скорости вычислений, которую с необычайной лёгкостью показывал этот деревенского вида мужик в свитере.
Ярко запомнился номер, в котором демонстрировалось «шестое чувство» человека. Стало до мурашек на спине жутко, когда подёргивающийся в разные стороны Горный спустился со сцены и начал шаг за шагом подходить всё ближе и ближе, словно сверля меня обжигающим взглядом. Мой одноклассник Виктор Мальчихин, которого в тот момент гастролёр крепко держал за руку, рассказывал позже, что тогда он напряжённо думал именно обо мне. Однако подойдя поближе и увидев моё побледневшее лицо, Витя пожалел товарища — и переключил свои мысли на стоявшую неподалёку от меня завуча Маргариту Ивановну. Чем вызвал гнев вспотевшего экстрасенса: раскрасневшийся Горный прекратил своё дёрганое мотыляние, громким и резким голосом объявив, что нужный результат не достигнут по витькиной вине. Дескать, вот такая досада: не смог мальчик сосредоточиться и оказался «негодным».
Остальные номера, — когда выбранные из толпы «годные» для гипноза дети в подчинённом состоянии и под радостный гогот зала то изображали из себя великих певцов, то всерьёз играли на невидимых музыкальных инструментах, то совершали другие дурацкие поступки, типа пилили дрова авторучкой, — лишь действовали мне на нервы. Всё это напоминало кадры из фильма «Обыкновенный фашизм», где люди, на которых немцы проводили свои бесчеловечные опыты, делали нелепые телодвижения и тупо жрали траву. Двухчасовое стояние в духоте кончилось тем, что возбуждённая и уставшая орава диких дебилов разом рванула к раздевалке, чуть не переломав мне рёбра.
После этого решил: на все эти унизительные «гипнозы» — больше ни ногой. Ибо одно только воспоминание о вышеописанном массовом мероприятии вызывало у меня чувство тошноты и брезгливости. Как говорил любимый персонаж: «Ты мне лягушку хоть сахаром облепи — я её всё равно есть не стану».
omskrussia
Актовый зал трещал по швам: поглазеть на нечто странное и полузапретное собралась чуть ли не вся школа. Для экономии места длинные сидения убрали в конец помещения и поставили друг на друга. Немногие счастливчики восседали на подоконниках, остальные стояли вплотную, плечом к плечу. Ощущение было не из приятных — как у барана в стаде себе подобных. Неудивительно, что предстоящее мероприятие мне не понравилось ещё до его начала. Да и ко всякого рода фокусам я тогда был настроен скептически — возможно, просто из-за подросткового желания всему противоречить.
Выступление Горного — с его быстрым счётом и точным повторением увиденных в течение пяти секунд двух десятков различных цифр и прочими эффектными математическими трюками — не тронуло, несмотря на то, что зал то и дело захлёбывался аплодисментами. Помнится, что в уме артист спокойно и шустро складывал, вычитал, умножал, делил, извлекал корень и возводил в степень пятизначные числа. Думаю, что модные сейчас курсы ментальной арифметики даже близко не стоят к той сложности и скорости вычислений, которую с необычайной лёгкостью показывал этот деревенского вида мужик в свитере.
Ярко запомнился номер, в котором демонстрировалось «шестое чувство» человека. Стало до мурашек на спине жутко, когда подёргивающийся в разные стороны Горный спустился со сцены и начал шаг за шагом подходить всё ближе и ближе, словно сверля меня обжигающим взглядом. Мой одноклассник Виктор Мальчихин, которого в тот момент гастролёр крепко держал за руку, рассказывал позже, что тогда он напряжённо думал именно обо мне. Однако подойдя поближе и увидев моё побледневшее лицо, Витя пожалел товарища — и переключил свои мысли на стоявшую неподалёку от меня завуча Маргариту Ивановну. Чем вызвал гнев вспотевшего экстрасенса: раскрасневшийся Горный прекратил своё дёрганое мотыляние, громким и резким голосом объявив, что нужный результат не достигнут по витькиной вине. Дескать, вот такая досада: не смог мальчик сосредоточиться и оказался «негодным».
Остальные номера, — когда выбранные из толпы «годные» для гипноза дети в подчинённом состоянии и под радостный гогот зала то изображали из себя великих певцов, то всерьёз играли на невидимых музыкальных инструментах, то совершали другие дурацкие поступки, типа пилили дрова авторучкой, — лишь действовали мне на нервы. Всё это напоминало кадры из фильма «Обыкновенный фашизм», где люди, на которых немцы проводили свои бесчеловечные опыты, делали нелепые телодвижения и тупо жрали траву. Двухчасовое стояние в духоте кончилось тем, что возбуждённая и уставшая орава диких дебилов разом рванула к раздевалке, чуть не переломав мне рёбра.
После этого решил: на все эти унизительные «гипнозы» — больше ни ногой. Ибо одно только воспоминание о вышеописанном массовом мероприятии вызывало у меня чувство тошноты и брезгливости. Как говорил любимый персонаж: «Ты мне лягушку хоть сахаром облепи — я её всё равно есть не стану».
omskrussia
