В нашей части появилась напасть – партизаны. Мужики лет сорока, с пивными животиками в количестве десяти человек, влились в наш коллектив на два месяца. Поселили их в комнате выездного караула. На ночь они закрывались, а днем добирали калории в чипке после скудных на их взгляд завтрака, обеда и ужина. Единственное мероприятие, которое могло удержать партизан в узде – политзанятия. По слухам, замполит проводил политинформацию, а потом партизаны шумно говорили «за политику». Ничем больше партизан не загружали. Наверно идиллия длилась бы все два месяца, но самый борзый партизан по фамилии Балашев из поселка с говорящим названием Базарный Сызган спровоцировал межнациональный конфликт.
Этому идиоту принесли ужин «в постель». Возможно, он болел, но обратно в столовую с пустой тарелкой пошел лично Балашев. Скорее всего за добавкой. На крыльце столовой он столкнулся с рядовым Бергоевым. Партизан ткнул тарелкой в живот Бергоева и сказал страшным голосом: «Чурбан! Добавку хочу и хлеба белого побольше! Метнись по-быстрому!» Сказать такое уроженцу Дагестана, отслужившему полтора года – самоубийство. Бергоев владел способами избиения без оставления синяков. Попросив подождать, он взял тарелку и зашел в столовую. Позаимствовав вафельное полотенце, он намотал его на кулак и смочил водой. Вышедшие из столовой солдаты обнаружили у крыльца корчившегося от боли партизана. Он держался за голову и стонал.
В медсанчасти было констатировано сотрясение головного мозга в результате падения с крыльца столовой. Реальная причина сотрясения была понятна и было решено заменить у партизан командира. Облегченно вздохнувший сверхсрочник обрадовался и передал нашему ротному бумаги и запасные ключи от двери. Ротный опечалился и вызвал в канцелярию меня:
- Буер, у тебя есть возможность поквитаться с партизанами. Ты как?
- С какими партизанами? – не понял я.
- С Брянскими, - засмеялся ротный, - ладно, шутка не понята. Садись. На меня повесили партизан.
- Это которые вместо выездных живут?- Да. Я могу их построить и они у меня будут ходить строем и с песней. Но я родом из Базарного Сызгана. Там моя мама живет. Эти уроды могут ей «красного петуха» пустить. Поэтому дрючить партизан будешь ты.
- Я не по этой части.
- Разве я сказал пи**ть? Дрючить можно по-разному. Ведь у каждого человека есть «очко» и я не про жопу. Ты должен создать баланс между нашими требованиями и их хотелками.
- Это в смысле: днем они службу тянут, а ночью бухают?
- Не пойдёт. Бухнут и попрутся на узел связи связисток клеить.
- А тогда что?
- Думай. Завтра утром пойдёшь к тиграм в клетку.
Мой дебют в качестве укротителя тигров провалился. Когда ротный удалился, Балашев сказал мне:
- Ну, чё, иди помой очко, там такая вонь!
- На тебя я не сержусь, - ответил я, - после сотрясения мозга начинает образовываться опухоль. Это я тебе как сын патологоанатома говорю. И если тебя прессанут еще пару раз, то домой ты вернешься с раком мозга.
- А чей ты сын? – переспросил Балашев менее борзым голосом.
- Моя мама в морге работает. Умирает человек от рака и она его вскрывает. Я видел эту опухоль. Маленькие опарыши черного цвета кишат в мозгу. И такая вонь!
- Пи**ишь! – сказал кто-то.
- А смысл? Вы мне никто. Если ночью все окочуритесь, я буду только рад.
- Почему?
- Ведете себя неправильно. Вы как в армии не служили. Здесь все живут по правилам, а борзых отправляют в дисбат или чморят. Я понимаю, вы гражданские, но раз вляпались – ведите себя как положено.
- Уж не ты ли собрался нас чморить?
- Я противник неуставных взаимоотношений, но если понадобится…
- Ой, страшно! – крикнул кто-то.
- Страшно будет потом, - ответил я, - а бить вас будут ребята из горных республик. Скажу им, что вы их оскорбили, а утром из этого помещения вас переведут в медсанчасть. Или могу оставить в сливном бачке крышку от одного занимательного прибора. В нее вмонтирован эталонный источник радиоактивного излучения. Будете вы ходить в сортир и получать годовую дозу за каждое посещение. За оставшееся время ой сколько набежит. И будет у вас «пол-шестого», а потом рак мозга. Голова то ближе всего к бачку.
- Ты его уже положил? - тихо спросил Балашев.
- Нет, но если не придём к консенсусу – положу!
- И чё тебе надо?
- Чтобы днем вы были заняты делом, а ночью тихо сидели в комнате. И не задирали срочников.
- И каким делом?
- Вы кем работаете?
- Водилы мы.
- Хорошо. Это решит зампотех.
- А что ночью делать? Нам бы телевизор и чайник электрический.
- Доложу ротному. Думаю, согласится.
- И на счет выходных: нам бы домой смотаться. До поселка шестьдесят кэмэ. В пятницу вечером туда, а в понедельник утром мы здесь.
- Доложу ротному.
Когда ротный меня выслушал, его глаза повеселели: «Телевизор отдам из канцелярии, чайник принесу. А на счёт остального пойду в штаб. Молодец!» Договоренность была достигнута, только зампотех поимел свою выгоду: партизаны восстановили «Шишигу», на которой и мотались домой. Попутно они наладили бизнес: из части вывозили бензин, за который расплачивались сельхозпродукцией. Ротному они привозили пироги и консервацию от мамы, а от себя: птицу, сало и прочую еду.
Меня с партизан сняли уже после их первого возвращения из побывки. Проезжая мимо меня Балашев постоянно кричал: «А у меня опухоли больше нет! Ваш доктор вылечил!» О моей роли в восстановлении мира партизаны не вспомнили. После окончания сборов они окончательно уехали домой, даже не попрощавшись со мной…
©ferbot
