Как молоды мы были...
У меня классическое "женское" образование – в детстве немного музыки, а потом филологический факультет университета. С музыкой давно покончено, отшибли в музыкальной школе всякое желание заниматься этим дальше. Слушать продолжаю с удовольствием (не всё, конечно), а самой играть – ни-ни!
А с филфаком было интереснее. Мать моя мечтала сделать из меня школьную учительницу: это же так интересно! С детьми работать – это не с мужиками-пьянчугами! И легко: первый год помучаешься всякие планы уроков писать, зато потом только повторяй одно и то же! Ну, это её мнение… Когда я окончила школу, она настояла на том, чтобы я подала документы в педагогический институт. Моя судьба заявила на это решительный протест – документы у меня в институте не приняли: у вас в аттестате нечёткий оттиск печати, похоже, что аттестат поддельный. Хотя были бы в нём более скромные оценки, вряд ли кому пришло бы в голову придираться к печати. Пришлось мне возвращаться домой. Учителя школьные к этому моменту разъехались по отпускам, по школьным коридорам только эхо на цыпочках ходило. Напротив школы стоял такой длинный населённый учителями одноэтажный дом (кстати, когда-то школа располагалась в нём, и первые два класса я училась именно там). Вот позади этого дома я и нашла директора школы – голый по пояс, в старых тренировочных штанах и резиновых сапогах он копался на грядке. Честно говоря, я офигела от его вида – мы-то привыкли его видеть в идеально отглаженном костюме, при галстуке… Когда я выложила ему свои проблемы с аттестатом, то в шоковое состояние впал уже он. Не знаю, на какие педали пришлось нажать, но надо отдать ему должное – через три дня я держала в руках новенький аттестат с образцово чётким оттиском печати. (Дорогой Евгений Николаевич, я вам безмерно благодарна, я помню вас!)
И с этим аттестатом отправилась я в Питер. Только вот впечатление от пединститута уже было подпорчено, да и до этого он меня не привлекал. На свои способности я особо-то и не рассчитывала – куда уж выпускнице провинциальной школы тягаться с теми, кто всю жизнь прожил в большом и прекрасном Питере! Тем более, что примеров и рассказов о том, что в вузы поступают со второго, а то и с третьего раза, было предостаточно. И я для себя решила: уж если проваливать с первого раза вступительные экзамены, то не в какой-нибудь там пединститут, а в университет – и никак не меньше!
На Университетской набережной было не протолкнуться – толпа абитуриентов: вчерашние школьники в сопровождении родственников, народ постарше после подготовительного отделения (так называемый рабфак) или службы в армии. А дальше – как у всех: подала документы, сдавала вступительные экзамены (да, дорогие "егэшники", это вам не по почте копии рассылать!). Конкурс на моё отделение был шестнадцать человек на место. И я прошла по конкурсу!
Когда я потом говорила, что окончила филфак, многие кривились: а, училка! А вот и нет, драгоценные – в дипломе моём указана специальность "переводчик". В этом месте обычно возникают презрительные усмешки: как же, знаем, переводчик пьяных через дорогу!
А знаете ли вы, что это такое – учить совершенно незнакомые языки "с нуля"? А то, что уже на втором курсе большинство из нас работало по специальности? Работали с туристами, сопровождали их группы в поездках по стране, проводили экскурсии по городу и музеям, устраивались переводчиками на аукционах – всяко бывало. Кто-то работал для языковой практики, кто-то ради денег – на стипендию прожить сложно. Декан в своё время тоже учился на нашей кафедре, посему нисколько не удивлялся и не возмущался, когда на его лекциях присутствовала лишь половина группы, а то и меньше. Хотя его лекции старались не пропускать – во-первых, интересно, а во-вторых… Ах, каким был наш любимый декан – высокий, статный, большие ярко-голубые глаза и крупные кудри с благородной патиной седины! Все девицы (а их на филфаке подавляющее большинство) провожали его зачарованными взглядами, а нашей группе откровенно завидовали: такой мужчина вам лекции читает!
Заведующий кафедрой на пропуски нами занятий тоже смотрел сквозь пальцы, так как понимал, что практика необходима: лекции и семинары – это одно, а живой язык – совсем другое. Короче говоря, порядок был такой: пропустил занятия – твои проблемы, наказывать за это не будут, но и поблажек никаких не жди во время сессии. Атмосфера на кафедре в те времена была совершенно домашней, почти семейной. Звали нашего завкафедрой Пётр Андреевич, поэтому частенько в помещении кафедры раздавались бодрые кличи: "Люблю тебя, Петра творенье!" Не знаю, как сейчас, всё-таки много лет прошло, а в то время существовал при нашей кафедре хор. По пятницам после занятий собирались там студенты, аспиранты, преподаватели, грелся самовар, пили чай с печеньем, сушками, пряниками. Пели на разных языках песни – народные сербские, польские, болгарские, чешские, потом добирались и до итальянских, испанских. Особо любили "Venceremos Amigos", "Bandiera Rossa", а под занавес по пустым уже коридорам факультета плыло бессмертное "Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus…"
Жизнь в студенческом общежитии – это вообще отдельная песня. Там у нас был полный интернационал: французы и американцы, немцы и уругвайцы, чилийцы и вьетнамцы, венгры и поляки, финны и болгары, чехи и самые разные африканцы… Вот разве что из Австралии никого не могу припомнить. Почти каждую неделю какое-нибудь землячество отмечало свои праздники, а по такому поводу были и национальные костюмы, песни и танцы, и приготовление на общей кухне экзотических блюд. Чего мы только ни перепробовали!
Сейчас жалею, что не было под рукой фотоаппарата, какие могли бы быть кадры! Впрочем, по тем временам цветная фотография была делом довольно хлопотным и трудоёмким, так что все краски остались только в памяти.
Ещё были белые ночи, разведённые мосты, "уровень воды выше ординара", гранитные плиты набережных, феерия фонтанов Петергофа…
А потом ветер перемен расшвырял нас по разным городам и странам, кто-то пропал из поля зрения, кто-то публикует научные труды, интересные лишь горстке посвящённых, кого-то называют модным словом "менеджер", на чьи-то плечи легли офицерские погоны.
Многие наверняка слышали всевозможные варианты студенческой песни:
Исаакий святой
с золотой головой
на студентов глядит, улыбается –
он и сам бы не прочь
погулять с ними ночь,
но на старости лет не решается.
Это уже классика. А у нас был популярен такой вариант предсказания собственного будущего (и ведь многое угадали!):
Он поэт и таксист,
офицер, финансист,
и в политику он пробивается.
Он и песни поёт,
и зачёты сдаёт,
и ещё кое-чем занимается.
Память моя, как хорошо, что ты со мной! Как же светло сейчас всё это вспоминается! Как молоды мы были…